И только один человек в замке знал, куда заведет их неверной рукой ветреница судьба. В душной, темной глубине залы смотрели в будущее сверкающие глаза сына Арахна…
В тронном зале королевского замка продолжался свадебный пир. Во главе стола, под золотым гербом с барсом, сидели новобрачные. Молодой король был высок ростом и широк в кости, но слишком худ. Кольчугу, не будучи воином, он не надевал, хотя меч его прославленного деда всегда оставался в ножнах у пояса. Овэлл не любил украшений и позволял себе носить лишь тяжелый золотой медальон с гербом Бэгов. Имея слабое здоровье, король часто кутался в меховой плащ и предпочитал те длинные меховые сапоги, что носят брогомские охотники. Лицом Овэлл походил на мать, первую жену Авинция Лепиду, баронессу Нурсек из Вараллона – голубоглазую красавицу, крепкую телом и духом, легкую нравом и сказочно богатую. Она была отравлена по тайному указанию Кхорха после рождения Ормонда за вольномыслие и духовную связь с магистром Наррморийским. Но старший сын этой гордой красавицы являл собой лишь ее слабую тень.
Вот и сейчас он не походил на счастливого жениха, с тоской глядя на трон Кхорха под балдахином, что напоминал ему черного паука с десятками гипнотических глаз из драгоценных каменьев. Они внимательно смотрели в тронный зал, наполненный ненавистным весельем и светом. Королю уже казалось, что алмазные глаза становятся больше, близятся, и блеск их оживает. Вздрагивают, приподнимаясь, бархатные лапы. Над золотым троном сгущается мрак, и, разрастаясь, сливается с колышущимся чудовищем. Оно сжимается на мгновение, потом начинает ползти, заполоняя собой залу, все ближе и ближе…
С усилием оторвав взгляд от бурлящего сумрака, Овэлл поднялся из-за стола и заговорил:
- Я рад приветствовать пришедших разделить со мной час моего восшествия на престол и моего воссоединения с юной девой Октэмой, ставшей королевой антигусов.
Та не спеша поднялась, скромно опустив пушистые ресницы и заливаясь краской.
Все взгляды обратились теперь на новобрачную; женские – с завистью, мужские – с умилением и восторгом. Октэма, как все невесты, была мила. Ей шло длинное, с большим шлейфом белое бархатное платье. Благородную бледность подчеркивала тончайшая пурпурная фата. А лучезарность глаз соперничала с блеском королевских сапфиров.
Жених, взглянув на нее с грустью, взял в руки красную бархатную подушечку, на которой лежал широкий, усыпанный каменьями золотой пояс невесты. По обычаям их народа, новобрачная сама должна была застегнуть его на себе в знак верности и любви.
