— Это здесь, — сказал Пирли.
Они отпустили носильщиков, и тотчас же их окружила толпа детей. Но тут из лавочки вышел человек, разогнал детей, поклонился Пирли и Стоу и сказал:
— Следуйте за мной. Господин Ван ожидает вас у себя.
Они последовали за этим человеком по узким улочкам до выхода из города и там, у подножия гор, увидели дом, настолько прекрасный, что его можно было принять за храм. Проводник исчез, и путешественники вступили в сад, где напевал неуловимую божественную мелодию нефритовый фонтан.
Ван сидел под чайным кустом. С широкой улыбкой он приветствовал их традиционной формулой:
— Наконец-то вы здесь. А я уж перестал надеяться.
* * *
Ван был важная птица. Голова у него была выбрита, и он носил халат зеленого шелка, затканного золотыми нитями, а на поясе у него висел кинжал в ножнах. Рядом с ним двое путешественников в покрытой пылью одежде выглядели жалкими кометами, померкшими в сиянии сверкающей звезды.
С ирландцем Ван привык говорить в открытую, но тот впервые прибыл в сопровождении другого европейца, и это вызывало у китайца недоверие.
— Вы приехали закупать чай? — осведомился он, с подозрением глядя на чужеземцев.
— Да, — отвечал Пирли. — Не бойтесь, господин Ван, этот человек работает на меня.
Но поскольку китаец молчал, Пирли продемонстрировал ему шрам у себя на запястье.
— Мы заключили договор на крови. Вы можете полностью доверять ему.
Лицо у Вана прояснилось.
— В таком случае добро пожаловать, господин…
— Стоу. Чарльз Стоу.
Ван пытливо смотрел на англичанина, но видя, что тот не опускает глаз и вообще не выглядит смущенным или пораженным такой роскошью и богатством, китаец дружески спросил:
— Господин Стоу, вы, очевидно, впервые в краю чая?
— Более того, я впервые в Китае.
— В таком случае я должен открыть вам первый из трех секретов чая, — объявил Ван.
Он хлопнул в ладоши, и тотчас вошел слуга, неся на серебряном подносе три чашки, над которыми поднимался пар.
Чарльз Стоу взял одну из чашек и поднес ее к губам.
— Вы выращиваете этот чай? — осведомился он.
В голосе Вана звучало почтение, а возможно, к почтению примешивалась еще и капелька страха, когда он произносил:
— Нет, не я. Лю Чэн. Я лишь перерабатываю на своих мануфактурах чай, который мне привозят с этих гор.
И китаец сделал рукой широкий жест, как бы объемля все пространство вокруг. А затем добавил с весьма многозначительной улыбкой:
— Бывает чай и лучше. Но для того, который вы пьете, использована самая чистая в империи вода.
