— Да, странная история, — сказала Сацуки.
— Действительно, странная… — Лицо Нимита посуровело. — Тогда я спросил хозяина, ради чего живут белые медведи? А он с улыбкой, словно понимая, о чем я, ответил мне вопросом: «Нимит, а мы ради чего живем?»
Самолет набрал высоту, погасло табло «Пристегните ремни». Вот я опять возвращаюсь в Японию, — подумала Сацуки. Она попыталась было задуматься о будущем но вскоре перестала. Слова превращаются в камень… Кажется, так говорил Нимит? Она глубже вжалась в кресло и закрыла глаза. Затем вспомнила цвет неба, который видела, плавая на спине. Вспомнила мелодию Эрролла Гарнера «Я вспомню апрель». Нужно поспать, — подумала она, — нужно просто уснуть. И ждать, когда приснится сон.
Дружище Квак спасает Токио
Когда Катагири вернулся домой, в комнате его поджидала гигантская лягушка. Стоя на задних лапах, она была ростом выше двух метров. Крепко сложена. Худосочного Катагири при его метре шестидесяти величественное земноводное просто подавляло.
— Зовите меня Дружище Квак, — сказало оно уверенным голосом.
Катагири лишился дара речи и будто примерз у входа, отвесив челюсть.
— Нечего так удивляться. Вреда я не причиню. Проходите и закройте за собой дверь, — сказал Дружище Квак.
Катагири сжимал в правой руке портфель, а в левой — бумажный пакет из супермаркета с овощами и рыбными консервами. Он даже не думал шевелиться.
— Господин Катагири, давайте же, заходите, разувайтесь!
Услышав свое имя, Катагири пришел в себя и сделал, как велено: поставил на пол пакет и, сжимая под мышкой портфель, разулся. Вслед за Дружишем Кваком он прошел на кухню и сел за стол.
— Послушайте, господин Катагири, — заговорил Дружище Квак, — извините, что я своевольно проник сюда пока вас не было. Вы, должно быть, сильно удивились Но поверьте, иного выхода не было. Как, от чаю не откажетесь? Я знал, что вы скоро вернетесь и вскипятил чайник.
Катагири продолжал сжимать под мышкой портфель. Какая-то нелепая шутка. Кто-то забрался в лягушачий костюм и потешается над ним. Но как ни крути, и конституцией, и телодвижениями, с которыми Дружише Квак, мурлыча себе по нос, разливал кипяток, он сильно смахивал на доподлинную лягушку. Дружище Квак поставил одну чашку перед Катагири, другую — перед собой.
— Ну как, успокоились? — потягивая чай, спросил он.
Катагири по-прежнему не мог вымолвить ни слова.
— Вообще-то приходить нужно, предварительно условившись, — сказал Дружище Квак. — Я это осознаю, господин Катагири. Кто угодно удивится, обнаружив у себя в доме гигантскую лягушку. Но дело настолько важное и безотлагательное, что я поступился принципом.
