— Не чую! — еще громче и истошнее завопил сумасшедший окровавленным ртом. — Ничего не чую! Мертвый я! Мертвый! Ничего не чую!
И эти вопли безумца были собравшимся понятны и близки. Минувшая зима — небывало суровая и почти бесснежная — оставила свои сине-багровые метки на лицах и телах почти каждого горожанина. И они очень хорошо понимали, как это — грызть до мяса собственное тело и ничего при этом не чувствовать.
Безумец влез еще выше. Он выпрямился на самом верху «рыбьей стаи» и стал приплясывать, каждое мгновение рискуя упасть, но не падая.
— Мертвый! Мертвый! — голосил он. — Ничего не чую!
Внезапно дикий танец его изменился. Теперь он подергивал плечами и хлопал себя по груди и бокам. Капли крови и грязи летели с него во все стороны, разгоряченное его тело исходило паром.
— Горю! — вопил сумасшедший. — Горю! Ай, горю! Но — мертвый, мертвый! Ничего не чую! Горю! Горю, добрые люди!
Толпа внимала ему молчаливо и мрачно. И в этой выходке бродяги не было, казалось, ничего такого уж странного для людей. Они слушали и согласно кивали головами. Такое удивительное взаимопонимание походило на результат магического воздействия, но — никакой магии тут не было… После лютой зимы, выкосившей в королевстве всех, кто не имел постоянного пристанища, задушившей хворями множество стариков и детей, — мгновенным высверком промелькнула весна — и сразу ударило на редкость засушливое и безветренное лето. Лето, спалившее на корню весь урожай, и без того обещавший быть крайне скудным. Лето, выпившее почти все пруды, озера и реки в королевстве. Лето, запустившее жуткое зубчатое колесо, в котором мелькали костяные спицы: голода, болезней, смертей; болезней, смертей, голода…
Сумасшедший вопил, взвизгивая и взлаивая, еще и еще… вопил почти бессмысленное, но люди безошибочно определяли в его воплях смысл. Видать, капелька такого же безумия, рожденного долгими страданиями, была в каждом из них.
Вот появился на площади и, прокладывая себе дорогу сквозь толпу, устремился к фонтану караул городской стражи, состоящий из трех ратников. Но человеческая каша засосала в себя стражников. Они остановились — и тоже стали вслушиваться в дикие крики безумца.
А все потому что… разве не правду он кричал? Все так и было, все так и есть — и все так и будет, как он кричал… И стражники тоже являлись сынами этого города и этого королевства. И общая боль оказалась их болью.
Гибнул, гибнул Гаэлон. Сначала стиснули его безжалостные клещи голода и болезней. Потом хлынул через Скалистые горы поток марборнийских войск. А его величество король Гаэлона Эрл Победитель, оставив во дворце молодую жену, двинул свою гвардию и войска вассалов навстречу врагу. Двинул, да только имелся ли у него хоть один шанс остановить вторжение?
