Вздохнув, Любава наконец улеглась под одеяло и задремала. Ничего уж тут не попишешь. Полюбила…
С той поры Любава стала часто бывать у тетки. А графиня все зазывала и зазывала ее к себе. Девушка вела будто какую-то двойную жизнь: ночью она была красавицей-племянницей графини Болховской, а днем — юным недорослем Багровым.
Голицын и его приятель, хотя и занимались какими-то своими делами, в которые ее не посвящали, все же довольно много времени проводили в компании Любавы, которую называли Александром. Оба желали как-то помочь юному искателю Фортуны, но девушка убедила их, что ее судьба складывается как надобно и скоро она поступит на службу благодаря протекции друзей ее тетки.
— Все же это как-то странно… — заметил Голицын своему приятелю. — У нашего знакомца будто нет никаких дел. Я бы даже заметил, что, по мне, так по ночам дела не делаются. Он будто на балы бегает, а не к родне…
— Ну какие балы! — отмахнулся Боратынский. — В какой же дом он станет ходить на балы?
— Так, может, он игрок?
— Да нет, нужды в деньгах он не обнаруживает. Да и не сорит лишними, ибо таковых, видно, нет…
— И то правда…
Много странностей, на взгляд Голицына, было в этом юноше, но Боратынский, памятуя о поведении сего молодого человека на том самом постоялом дворе, отмахивался от всех подозрительных замечаний приятеля. К тому же этот молодой Багров с таким вниманием и, как казалось порою, даже с обожанием смотрел на него и ловил каждое его слово… Боратынскому было как-то даже не по себе. Впрочем, отчего бы ему не быть образцом для такого юноши? Как старший брат, которого у того, верно, не было. И вот эта немая любовь, которую принимал Боратынский за выражение дружеских и братских чувств, как казалось Голицыну, делала его слепым по отношению ко всем тем странностям, которыми была полна жизнь недоросля.
Наконец, подозрения Голицына утвердились настолько, что нельзя было не обращать уже на них внимания. Князь решил, что молодой человек, так беспечно живущий у него в доме, шпион и заразил этим опасением Боратынского.
— Иначе, посуди сам, — говорил он Ивану. — Что он у тебя все время расспрашивает о том, где ты бываешь да что делаешь?
— Из простого любопытства, — нерешительно ответствовал Голицыну приятель.
— Когда ты окажешься на дыбе [3] «из простого любопытства», — передразнил его князь, — а вместе с тобою там же окажусь и я, то много нам с тобой будет утешения знать, что мы проявили благородство и были введены в заблуждение мальчишкой!
