Губы его коснулись ее губ, и Катерина, не помня себя, обхватила Ивана за плечи и с жаром ответила на его поцелуй.
— Не пущу, не пущу тебя… — бормотал он сквозь поцелуи. — Ты моя… Моя будешь…
Катя вдруг с силой оттолкнула его от себя и кинулась прочь. Но Иван уж не хотел остановиться. Он в два счета догнал ее и вновь прижал к себе.
— Нет уж, не пущу я тебя! — жарко проговорил Иван.
— Нет! — чуть не крикнула она. — Нельзя! Пусти!
Тут же его руки разжались, и Катерина, тяжело дыша, стояла уже далеко от него.
— Я люблю тебя и все сделаю для тебя. Все, что пожелаешь! — бросил он.
— Тогда уходи! Уходи сейчас и оставь меня, — велела Катя.
Он помедлил не более минуты. Затем развернулся и пошел прочь, не говоря ни слова. Едва увидев, как он скрылся за поворотом, Катерина кинулась к дому. Одному Богу ведомо, как ее взволнованный вид остался незамеченным тогда…
Катерина опустила голову. Она даже не сразу поняла, чьи это руки обнимают ее.
— Катя, Катя… — услышала она шепот.
Она слегка подалась назад, в теплые объятия, и тихонько вздохнула.
— Что же ты, Катя, опять замечталась?
— Григорий! — вздрогнула, придя в себя, Катерина и обернулась к мужу.
— А вы кого ждали? — усмехнулся он.
Ну что тут ответишь? Катя только слабо улыбнулась.
— Погибель ты моя… — вдруг шепнул Долентовский. — Чувствую, доведешь до греха… — он поцеловал ее, с неожиданной страстью прижав к себе.
— Что ты? О чем ты говоришь? — встревожилась она.
— Да так, ничего особенного, — задумчиво ответил он. — Что-то ты мечтать много стала. А о чем? Непонятно… Раньше все книги читала да писала что-то, а теперь… — Григорий пристально взглянул в глаза жене. — Может быть, и я в этом виноват… — он погладил Катю по голове. — Оставил я тебя совсем одну, замучил в этой глуши. Но не могу я, не могу тебя в столицу отвезти, пойми… Нельзя мне туда ехать.
— Отчего нельзя? Ты не говорил мне никогда об этом… — Катерина с тревогой посмотрела на мужа. — Расскажи, — почти потребовала она.
Григорий немного отстранился от нее и, не отводя взгляда от Кати, неожиданно для самого себя ответил:
— Про опалу, про каторгу слыхала?
— Да.
— Многие друзья мои теперь каторжане, а кто и на плахе… — он помолчал. — А мне вот повезло… — задумчиво примолвил он. — Я лишь в ссылке оказался. Отправили в самое мое дальнее имение и не велели в столице показываться. Никогда…
— Бедный мой… — Катерине вдруг стало так его жалко, что она едва удержалась, чтоб не заплакать.
Слезы как-то вдруг хлынули к глазам и стали комом в горле. Григорий увидел, как исказилось ее лицо.
