Итак, молодой путешественник сидел за массивным столом, поглощая уже вторую вкуснейшую колбасину и запивая ее не менее вкусным местным рейнским. Он похвалил вино хозяину — этот европейский обычай оценивать вино ему тоже очень нравился, — и тот сразу принес второй кувшин, сообщив, что это из другой бочки и за счет заведения.
Особой разницы Григорий, если честно, не заметил, но впал в совсем уж благодушное и мечтательное настроение. Разглядывая растущий прямо из-под стены трактира виноград, он думал о том, что надо бы, чтобы в Москве вот так же выставляли столы.
«Правда, не зимой, — уточнил он смелый план и даже ухмыльнулся, представив красноносых мужиков в тулупах, выковыривающих пальцами из чарок замерзшее хлебное вино. — И, конечно, не осенью. Дождь да ветер. И лучше не весной. Зябко еще, пока снег-то не сошел. А вот летом — красота!.. Хотя летом, признаться, будет слишком жарко».
Харчевня расположилась неподалеку от известного всей Европе Кельнского университета. Здание, возведенное полтора века назад, высилось в конце улицы, Григорий рассматривал его четкие, строгие линии, — хотя, сказать по чести, к концу второго кувшина они стали не такими уж четкими и строгими — как вдруг на улице вспыхнула ссора.
Ссорились несколько молодых людей, по виду — студентов: визгливо бранясь, они наскакивали на молодого мужчину несколько их постарше. Тот же, встав в позу, выдающую полнейшее презрение, и даже скрестив руки на груди, выслушивал оскорбления с усмешкой.
— Проваливай из нашего университета, хам, солдатня! — вопил со вкусом завитый и румяный молодец со свисающей из левого уха бриллиантовой сережкой. — Благородная наука не для тебя!
— Тебе бы только своими железками в кузнице ворочать! — захохотал другой, видом покрепче и посильнее, но с таким же неестественным румянцем. — И ты еще рассуждаешь о том, чего твоим плебейским мозгам в жизни не понять!
— А мы сродни римским патрициям! Мы не боимся замшелых запретов! — крикнул третий.
— Да куда ему! — возопил студент с сережкой. — Конь дубовый! Я знаю, у него это по наследству — и отец его такой же тупоголовый вояка, а дед тот вообще…
— А вот отца и деда трогать, господа, не стоило, — негромко сказал объект насмешек.
В тот же миг в руке его сверкнула шпага — никто и не заметил, когда он успел выхватить клинок. Один незаметный взмах — и бриллиантовая серьга шлепнулась на землю, а вслед за тем нарумяненную щеку украсила небольшая в полвершка косая царапина, из тех что заживают у юношей уже к следующему утру, не оставляя, к их разочарованию, даже намека на мужественный боевой шрам. Однако молодчик заверещал так, словно его проткнули насквозь.
