Но это еще не все. По крайней мере в восьми комнатах, выходящих во двор, до сих пор стоят ящики, причем некоторые из них до сих пор не распакованы. В них документы, письма, дневники, вырезки. За столько лет я не смог навести порядок и в половине из них. Да и куда я мог их девать? Это был дом, полный воспоминаний, рассказов и привидений. Как можно все это распродать и уехать? Для этого надо быть другим человеком. Но я понимал, что все это было всего лишь цепью, которая привязывала меня к этому месту.
Я до сих пор живу в этой квартире. Время от времени выезжаю в Париж и живу там целый сезон. А потом возвращаюсь обратно. Всегда возвращаюсь. Вставляю в замочную скважину ключ, толкаю дверь, и всегда происходит одно и то же. Я думаю, что это запах истории. Он особый — смесь старой бумаги, легкой влажности, разлагающегося лака мебели, моря (моряки Босфора называют его «бриз»), ношеной одежды, много лет висящей в шкафах.
Каждый раз, входя в дом, я ждал, что как в далеком детстве моя мать позовет меня «Дарон!». Но слышал лишь скрип паркета от моих шагов. Моя мать сидела, окруженная тишиной, в компании Салимы, нашей помощницы.
В один из дней я пригласил адвоката. Сказал ему, что, учитывая состояние, в котором находится моя мать, самым разумным было бы подготовить кое-какие доверенности. А если она вдруг скончается?
Адвокат попросил у меня старые доверенности, чтобы актуализировать их. Когда я объяснил ему состояние, в котором последнее время находилась моя мать, он настоял, чтобы я не тянул с этим делом. Он ушел в сильном волнении. Ведь он был и нашим администратором, доверенным лицом моей матери в течение стольких лет.
Каждый раз, когда мне надо было что-то найти, я останавливался, чтобы прикинуть, где что могло быть. Я увез в Париж много книг и документов. Но это был всего лишь один процент того, что хранилось на нашей квартире. Откуда все-таки появилось это огромное количество бумаг?
У меня было слабое представление о том, где именно могут находиться доверенности. Я направился в спальню моей матери, которую она занимала до того момента, как медсестра настояла, чтобы ее перевезти в более спокойное место. Я открыл шкаф, и он заскрипел так, как будто я причинил ему боль. Я вытащил один из внутренних ящиков. Он был полон бумаг. Это было настоящим библейским проклятием. Бумаг было столько, что больше не стоило открывать ни один из ящиков. Но доверенности нашлись. Они лежали в пакете, перевязанном зеленой лентой.
