Ричард долго сидел рядом с женой — так, чтобы не видеть лица пристроившегося тут же Уильяма Генри. Посмотрев друг на друга, они разрыдались бы от горя. Двое суток, до тех пор пока Пег не переложили в гроб и не увезли на кладбище при церкви Святого Иакова, комнату освещали лампы и свечи. За неимением более точного выражения эту смерть можно было назвать естественной. Собравшиеся родственники оказывали последние почести покойной, целовали ее еще пухлые губы, приносили соболезнования вдовцу, а потом спускались в таверну и рассаживались за поминальным столом. Никто из родных Ричарда и не думал проводить ночи у гроба; бристольские протестанты встречали смерть строго и молчаливо.
Долгие ночи Ричард маялся без сна в обществе родных и друзей, из-за перегородки не слышался храп — только сдавленные рыдания, шепот утешения и вздохи. Никто в доме не спал, кроме Уильяма Генри, который, наплакавшись, забылся беспокойным сном. Потрясение было так велико, что Ричард впал в оцепенение, но под толщей боли и скорби его мучили горечь и сожаления. «Если уж тебе было суждено умереть, Пег, почему это не произошло раньше, пока я не успел вложить деньги? Тогда я мог бы увезти Уильяма Генри в. Клифтон и больше не изнывать от вони рома. Я был бы сам себе хозяин».
На вторую ночь, в холодные предутренние часы Уильям Генри проснулся и босиком, в одной ночной рубашке подошел к отцу. Комнату освещало только слабое пламя свечей и ламп, поэтому покойница, лежащая на постели, выглядела такой же безмятежной и прекрасной, как в последние мину-
ты жизни. Поднявшись, Ричард принес теплое одеяло и две пары носков, заставил сына надеть их, потеплее укутал его ноги.
— Она кажется такой счастливой, — пробормотал Уильям Генри, утирая слезы.
— В момент смерти она была счастлива, — объяснил Ричард сдавленным голосом. Его глаза остались сухими. — Она улыбалась, Уильям Генри.
— Значит, я должен радоваться за нее, папа?
— Да, сынок. Неожиданной, но прекрасной смерти незачем бояться. Теперь мама на небесах.
— Я так скучаю по ней, папа!
— Я тоже, и это неудивительно. Ведь она всегда была рядом с нами. Теперь же нам придется научиться жить без нее, а это нелегко. Но не забывай, какой счастливой она выглядела. Казалось, горе ни на миг не касалось ее. Так оно и было, Уильям Генри.
— Зато у меня есть ты, папа. — Кутаясь в одеяло, Уильям Генри придвинулся ближе к отцу, положил кудрявую головку ему на плечо и всхлипнул. — У меня есть ты. Я не сирота.
