Дяденька Курисака? Сначала Хомма не понял, о ком идёт речь. Сатору, видно, заметил это и добавил:
— Ну, тот, который работает в банке.
Семья Курисака — это родственники умершей Тидзуко. Хомме пришлось перебрать немало лиц и имён, прежде чем он всё-таки догадался, кто же им звонил.
— А, ясно. Это, наверное, был Кадзуя?
— Да-да. Тот, высокий.
— Надо же, ты его вспомнил! Только услышал голос — и сразу понял, кто это говорит?
Сатору отрицательно замотал головой:
— Сначала я только сделал вид, что знаю, с кем разговариваю, а потом и правда догадался.
Услышав это, Исака рассмеялся.
— Во сколько же он позвонил?
— Примерно час назад.
— И что ему нужно?
— Говорил, что мне он не может сказать. Спросил, будешь ли ты дома сегодня вечером. Обещал зайти. Дело, говорит, у него важное.
— Сегодня?
— Да.
— Любопытно…
Исака покачал головой.
— Я сам с ним не разговаривал, но он, похоже, очень спешил. Правда? — обратился он к Сатору.
На этот раз мальчик утвердительно промычал, добавив:
— У него кончилась телефонная карточка. Но он перезвонил снова. Он и правда очень торопился — так быстро говорил!
— Надо же… Случаются в жизни странности! Ну, что теперь поделаешь, раз уж он обещал к нам зайти… Будем ждать.
Когда Хомма, переодевшись, вернулся на кухню, сын уже собрался куда-то идти, захватив с собой поднос, на котором стояли две чашки, наполненные горячей бражкой амадзакэ. При виде отца Сатору ответил, не дожидаясь, пока его спросят:
— Схожу к Каттяну…
«Ну, это сколько угодно, — подумал Хомма, — только вот…»
— Думаешь, ему понравится амадзакэ?
— Говорит, что он ни разу не пробовал…
Каттян — это одноклассник Сатору, с пятого этажа. Родители у него оба работают, всё время заняты, вот мальчишка и сидит целыми днями один.
— Смотри в лифте не споткнись, потом ведь убирать за тобой придётся.
— Да знаю я!
Наконец-то Сатору ушёл, и теперь, садясь на стул, Хомма мог не стесняясь кривить лицо от боли. Исака поставил перед ним чашку горячей амадзакэ:
— Вам сейчас лучше не утруждать себя.
— А вот инструктор по лечебной физкультуре всё время требует от меня невозможного.
— Строгий попался, да?
— Профессия садистская, скажем так.
Исака снова рассмеялся, и его круглое лицо расплылось в улыбке.
— Будем считать, что это вы накапливаете жизненный опыт.
Его улыбка отражалась в сверкавшей поверхности стола. Круги от посуды, как и кофейные пятна на скатерти домовитый Исака считал чем-то скверным, порочащим достоинство хозяев.
— Ужин буду готовить на троих, — сказал он, ухватив обеими руками свою чашку
