Платон, создатель современной идеалистической философии, пошел по иному пути. Он решил, что всетаки самым ценным в человеке является дух, а плоть — лишь временная оболочка, даже обуза для нас; что смерть является апофеозом человека и триумфом духа, который наконецто избавился от тяжкого бремени плоти. Надо сказать, что такого рода оптимистическое представление распространилось гораздо больше, чем предыдущее. Оно до сих пор проникает во все религиозные и философские представления. Платон говорил, что вся жизнь является подготовкой к смерти, и в этом есть глубокая правда. Но он в это вкладывал тот смысл, что понастоящему человек живет только тогда, когда он освободился от плоти. В Индии этот вопрос решается так, что плоть — это только манифестация проявления Божества, а на самом деле ее нет. Есть только Бог, а плоть, материя — это лишь вспышка Божественного.
Если мы возвратимся к Писанию, то мы не найдем там ни того, ни другого, ни третьего. Мы не находим там утверждения, что смерть есть венец и вожделенная цель человека. На самом деле апостол Павел называет ее «последним врагом» (1 Кор 15:26). «Последний враг» — это самый крайний враг.
Можно рассматривать смерть иначе, оптимистически. «Слава тебе, сестра моя, смерть!» — говорил Франциск Ассизский. Но для него это было так, потому что он это уже преодолел, а не потому, что принципиально считал, что человеку нужно обязательно умереть. Значит, всетаки отсутствие в откровении Нового Завета дуализма — дух и плоть — говорит нам, что замысел Божий не в том, чтобы полностью освободить дух от плоти, а в том, чтобы создать совершенное существо, каковым является одухотворенный человек.
Неовиты (есть такая христианская группировка) устраивают на похоронах праздник, — чуть не пляшут. Это проявление совсем крайнего оптимизма. Они радуются: человек перешел в Царство Божие, надо веселиться, а то, что мы разлучаемся, то лишь на время. Это совершенно справедливо: ясно, что мы догоним друг друга. Но чтото здесь не вяжется с духом Священного Писания. Скорее чувствуешь правоту Иоанна Дамаскина в известном надгробном песнопении «Плачу и рыдаю, егда помышляю смерть», которое мы поем за каждым отпеванием. Всетаки «плачу и рыдаю» не потому, что он расстается с близкими (это временно, что уж особенно огорчаться), нет: «Когда помышляю смерть и вижу во гробе лежащу по образу и подобию созданну нашу красоту, безобразну, бесславну, не имущую вида». То есть на самом деле происходит какаято катастрофа, чтото недолжное. Замысел о человеке один, а получается, что он разрушается. Более того, смерть есть величественный момент, и многие люди, которые умирали у меня на руках, видели в этот момент многое духовное, но всетаки я никогда не мог избавиться от ощущения, что смерть есть победа материи над духом. Она выживает его из квартиры, материя. И дух вынужден покинуть свой дом.
