- Раскрой глаза и отпусти сердце, скованное презрением и злобой к иным!
- Ты сошёл с ума! Этого не может быть! Наверное, твои деревья нашептали тебе эти давно забытые сказки!
- Какие же они забытые, если ты прекрасно понял, о чём я говорю?
И потом, не сказки, а предсказания.
- Я не верю. Но раз веришь ты, так и быть, отпущу их живыми.
- И позволишь пройти.
- Нет! Я и так простил слишком много!
- Забудь о гордыне, Оеун, настают другие времена, и ты об этом знаешь не меньше меня, хоть и говоришь, что не веришь.
Шамшалл не ответил. Взмахнув крыльями, он взвился под облака и исчез из вида. Гвар обернулся ко мне, поклонился (с чего бы это?) и уставился прямо в глаза, словно собирался играть в гляделки. Его голос снова коснулся моего сознания, мягкий с извиняющимися нотками:
- Прошу прощения, Творящая, я должен был вмешаться раньше, просто не думал, что вождь Оеун зайдёт так далеко.
- О чём ты говоришь? Ты вмешался как раз вовремя, спасибо тебе огромное, э…
- Меня зовут Крамон, Правительница, - гвар снова поклонился, - и, если ты позволишь, я пойду с тобой, и буду охранять тебя в пути.
- Спасибо ещё раз, почту за честь. - Я поклонилась в ответ.
В глазах Крамона вспыхнуло неподдельное восхищение, и ещё что-то, словно он получил подтверждение своей правоты.
- Я буду рядом.
С этими словами гвар скрылся.
Разбирались во всём происшедшем мы только после того как покинули негостеприимные скалы. Кентавры находились в полушоковом состоянии, в глазах эльфа сменяли друг друга непонимание, удивление и заинтересованность. Гвартана видно не было, хотя я чувствовала, что он где-то рядом. И только седовласый Прим был спокоен:
- Объясни толком, почему шамшаллы отпустили принца и тебя, раз уж решили убить. Они своих решений не меняют, никого не боятся и никого не слушают. Что такое сказал гвартан, ты ведь их обоих понимала.
- Понимала, но слова, а не смысл. Они говорили намеками, им понятными, но не мне.
Подошёл Олл:
- Она же еле на ногах держится, а ты к ней с разговорами. – В его голосе явно звучал сарказм. Он пригнулся, и я влезла на широкую спину. Теперь и поговорить можно:
- Лучше ты мне ответь, Прим, почему Крамон назвал меня правительницей.
- Правительницей?
- Да, и ещё творящей.
- КАК?!!!
- Сначала творящей, потом правительницей. А что? Почему ты так удивлён? Это что-то значит?
- Это очень много значит, но этого не может быть! Хотя с другой стороны, почему не может. Тогда всё объясняется. - С каждым словом кен говорил всё тише, уходя мыслями в себя и, в конце концов, его не стало слышно совсем.
