Она кричала:
— Ça va! Ça va!
Он ринулся вперед и поймал трапецию:
— Ça val Ça va!
Артисты, сновавшие взад-вперед по манежу, останавливались посмотреть на них.
Он распалялся все больше и больше. Теперь он уже не уступал ей в отваге. Она летала от одной трапеции к другой, исступленно, с развевающимися волосами, словно указывая ему путь.
Они встречались в воздухе и сцеплялись. Ледяной холод шел от нее: казалось, две мраморные руки обвивают его горячее, трепетное тело.
Она закончила тренировку, но он продолжал работать. Сжавшись в комок, сидела она на трапеции, подзадоривая его глухими возгласами, похожими на рычанье, наблюдая за ним из мрака.
Застонав, Фриц на лету ухватился за раскачивающийся канат и будто сорвался вниз, в темную пропасть.
Сидя на трапеции, Эмэ услышала, как он упал в сетку. Затем раздались его шаги —шаги, которые вскоре заглохли.
Было совсем темно. Только с купола слабо струился свет. Огромное здание цирка сковала тишина.
Сжавшись в комок, Эмэ все так же сидела на трапеции между сеткой и раскачивающимися под куполом канатами. Затем она встала. Еле слышно зазвенели металлические петли трапеций, зашуршали веревки.
Кто-то приподнимал их, ощупывал.
Словно тень, копошилась Эмэ во мраке, усердно, будто какой-нибудь мастеровой.
Медные кнопки трапеций сверкали, как кошачьи зрачки.
Кругом стоял сплошной мрак.
Чуть слышно колыхались трапеции.
Кругом была тишина.
Долго возилась Эмэ под куполом цирка.
Наконец снизу, из тьмы манежа, донесся звонкий голос:
— Эмэ! Эмэ!
Это Фриц звал ее.
— Иду! — прозвучал ответ.
Эмэ ухватилась за канат. Медленно скользя вниз, она на мгновенье безмолвно повисла над Фрицем, дожидавшимся ее в манеже.
— Иду! — повторила она и спрыгнула к нему,
«Четырем чертям» назначили бенефис.
Наступил канун бенефиса; после вечернего представления публика расходилась по домам.
Адольф постучался в дверь к Эмэ и Луизе, и вчетвером они зашагали по проходу.
Никто из них не произнес ни слова, в ресторане они тихо сели за привычный столик. Принесли кружки с пивом, и они в молчании выпили его. Даже самое ничтожное движение,— если судить по тому, как Эмэ взяла кружку,— она выполняла теперь раздумчиво и не спеша, будто мысленно отмеряя все, любой пустяк.
В ресторане стоял шум. Биб и Боб праздновали именины, и стол их плотным кольцом окружили артисты.
Кто-то показывал фокусы, а клоун Трип вертел задом, изображая осла Риголо.
«Черти» оставались сидеть в своем углу.
Незаметно скрылись танцовщицы, стоявшие вдоль стен; их увели нетерпеливые кавалеры. В стороне за столом резались в карты агенты.
