— Да, вы подарили билеты...
Грентофт сидел верхом на стуле, он весь углубился в воспоминания юности.
— Вы помните, как мы устроили в моей комнате зимний сад? Воткнули три старые елки в кадки и расставили по углам.,. А потом был бал, вы помните?..
Как Грентофт смеялся! А сестрицы Сундбю ему вторили.
Фрекен Кайя медленно рассеянной рукой водила по скатерти — чистой скатерти, которую она достала.
— Фрекен Кайя, а помните, как вы налили коньяк в рагу из утки, чтобы было пикантней, и никто не мог его есть? Помните?
Все снова засмеялись, а фру Кант сказала:
— Да, Грентофт, вы всегда любили острое.
Фрекен Кайя опять вышла. Нечего было подать к столу для такого случая! Необходимо послать Евгению купить что-нибудь. Но фрекен Кайя нигде не могла ее обнаружить, а пока она бродила по комнатам, забыла, кого искала. Как он смеялся! Фрекен Кайя испуганно обернулась, когда услышала за спиной шаги. Арне Оули робко на нее посмотрел и сказал, как всегда, мягко:
— Фрекен, господин Грентофт может переночевать сегодня в моей комнате, а завтра вы все устроите. Я лягу на диване в гостиной, мне неважно...
Фрекен Кайя схватила его за руку.
— Спасибо, вы всегда так добры,— прошептала она, и слезы вдруг выступили у нее на глазах.
У Оули тоже почему-то — он сам не знал почему — увлажнились глаза, когда он глядел на фрекен Кайю, растерянно бродившую по полутемной кухне.
Евгения с шумом отворила дверь черного хода — она довольно долго болтала, перевесившись через перила, с квартиранткой пятого этажа, дамой в красной кофте, торговавшей подушками и сдававшей мансарды.
Оули исчез, он не любил слушать объяснения фрекен Кайи с Евгенией.
Но фрекен Кайя не стала бранить Евгению, а лишь сказала, что надо купить. Евгения сделала большие глаза, когда увидела открытый кошелек... Монеты так и сыпались на стол.
Двери снова оживленно захлопали: обитатели третьего этажа шли ужинать.
Студент-медик Спорк явился первым.
— Бог ты мой! — воскликнул он, увидев свежую скатерть, и, повернувшись к Каттрупу, который всегда являлся к столу в шлепанцах (по привычке, потому что его отец, деревенский пономарь, требовал, чтобы все члены
семьи приходили к трапезе в матерчатых туфлях), добавил:— Никак нам и постельное белье сменят?
Студент-теолог Серенсен перебирал салфетки, стараясь найти себе почище,— этому упражнению он предавался перед каждой едой.
Евгения никак не могла взять в толк, что произошло с фрекен.
— Представляешь,— крикнула она на ходу Тее, прислуге с первого этажа,— она сегодня раскошелилась, всех угощает по-царски.
