С решением не тяни, сезон в столице уж скоро начнется. А там время пролетит незаметно. За двумя постами и не заметим, и уже пора будет уезжать. Да и дороги еще пока сносные, а потом уже не проедешь.
Жду твоего ответа
Прасковья Сонцова».
Письмо взволновало Лукерью Антоновну. Она прочла его дочерям за обедом и получила их восторженное согласие.
Вечером того же дня Ксения, отличавшаяся более пылким характером, заметила сестре:
— Ах, я уж и не думала, что это случится с нами. Что тетушка пригласит нас к себе, в столицу! Если бы ты только знала, сколько я мечтала об этом!
— Что же, твоя мечта сбылась, — ответила Александра.
— Ты как будто не рада, сестрица?
— Нет, я рада. Только, боюсь, не так полно, как ты.
Помолчав немного, Ксения заметила:
— Ты знаешь, о чем я мечтаю? Я мечтаю влюбиться! Мне кажется, нет ничего более восхитительного, чем любовь. И я даже представляю себе, каким он будет…
— Он? Кто же это он? — поддразнивая сестру спросила Саша.
— Он — это тот, в кого я влюблюсь, вот! Он непременно будет военным, потому что статские — это фи! Совсем не то… Блестящий кавалер в мундире, и только так! Другого я себе не представляю. Усы, шпага… Пламенный гусар с пылкими речами и непременно красавец!
— Желаешь ли ты себе поручика или полковника, сестра? — усмехнулась старшая.
— Конечно же, поручика! Полковники все стары невозможно. А разве в старика можно влюбиться? Нет уж, благодарю покорно!
— Старик? Да почему же сразу — старик? Бывают ведь и молодые полковники.
— Ах Сашенька! Ничего-то ты не понимаешь… — вздохнула Ксения.
— А если поручик будет беден?
— Для любви нет преград! Хотя бедность — это очень неприятно… Я постараюсь влюбиться в богатого. Вот и все!
Саша припомнила прочитанную ею недавно «Юлию» [1] и беднягу Сен-Пре и подумала, что любовь не выбирает и совсем не слушается разума.
— Как бы влюбившись, не оказаться в печальном положении Юлии, — заметила Александра.
— Вот уж нет, — энергично возразила Ксения. — Маменька не будет так жестока к нам и не заставит выходить замуж по расчету, пренебрегая нежными чувствами.
— Маменька возможно, но дяденька Викентий Дмитриевич, — задумчиво сказала Саша. — Он человек светский, расчет и выгода ему не чужды.
— Но, позволь, сестрица, какое же он может иметь влияние на наше замужество?
— Да самое прямое. Мы ведь будем жить в его доме, находиться под его опекой…
— Так и знай, Сашенька, — перебила сестру Ксения, — что дядюшка мне в таком деле не указ.
