Марина Юрьевна Мнишек, царица Всея Руси | страница 25
— Что имя! Фамилии какой?
— А вот фамилии-то и нету! Никто сказать не мог. Надо бы ясновельможной паненке прямо у дяди спросить. Это он разрешил шляхтичу здесь при Академии поселиться.
— Может, и не он.
— Как же! В нашем-то городе да чтоб комар один пролетел без княжьего ведения — не было такого и быть не может.
— Твоя правда.
— А что сама паненка думает? Ведь парой слов с ним перекинулась, что ни что рассмотрела.
— Что тут скажешь. Обиход шляхетский знает. Разговор тоже. По-латыни изъясниться, видно, может. Диковат только. Неприветлив. А может, горе какое на душе — говорить трудно.
— Ну, перед ясновельможной паненкой у кого язык в горле колом не станет! Не видал он в жизни такой красоты да обходительности. Моей паненке королевой бы быть.
— Королевой! А на деле злотого за душой нету. Все от дяди, от его милости. Родителей не стало — одни долги остались.
Повелением государя царя и великого князя всея России Феодора Ивановича поставлен град деревянный на Москве, вокруг всего Посада и слобод. Один конец его от церкви Благовещения на Воронцове, а другой приведен к Семчинскому сельцу, немного пониже; а за Москвою-рекой — един конец напротив того же места, а другой — немного выше Спаса Нового, и за Яузу тоже.
«Пискаревский летописец». 1595
Историческая справка. Строительство было завершено в 1596 г. Деревянный дом, иначе — Скородом, проходил по линии нынешнего Садового конца. Длина стен составляла 15 километров, их высота — около пяти метров. Стена имела 50 башен, среди них 12 проездных.
Загорелись в Москве лавки в Китай-городе, и оттого выгорел весь Китай-город — и церкви, и монастыри, везде без остатка. А царь и государь и великий князь Федор Иванович был в ту пору в Пафнутиевом (Боровском) монастыре, и приехал в великой кручине, и народ жалует — утешает и льготу дает. А лавки после пожара велел ставить каменные, из своей казны…
«Пискаревский летописец». 1595
Рождество прошло. Отошло и Крещение. Все равно сумерки рано густеть начинают. Сколько еще недель ждать, пока Горынь лед ломать станет. Треск по всей округе пойдет. Далеко еще до весны.
Князь Константин Острожский обычаям не изменил — гостей как положено приветил. Правда, заметил кое-кто — чуть меньше смеялся, стаканы реже подымал. Может, показалось?
Еле последние повозки с гостинца убрались, в библиотеке закрылся. Тем разом не книги — письма перебирает. Из ларца тяжелого, резного особенные листы вынимает, разглаживает. Рука самого государя Ивана Васильевича, что Грозным назвали.