Принц с неприязнью наблюдал за членистоногим до тех пор, пока оно не удалилось из светового пятна на потолке в тень.
Ричард был рад, что лежит сейчас в комнате один, потому что только наедине с собой он мог встретить нахлынувшие в ноющую от удара голову мысли о том, на что он был похож, когда его несли сюда слуги.
Стыд пульсировал в висках, разгоняя жар по телу. Принц сбросил с себя покрывало и, сняв со лба, отшвырнул влажный компресс.
— Черт! — Он сел на кровати и потер лицо.
Удар у Эдема всегда был тяжелым, но Ричард впервые ощущал его столь весомо на себе, и только нарастающий с каждой минутой гнев на брата мог затмить тот стыд, что чувствует крепкий молодой мужчина, которому публично навалял старший брат.
— Как щенок! — негодовал Ричард. — Я вел себя, как щенок!
— Ты вел себя, как мой сын. — Леди Тесса выступила из тени.
Одиночество Ричарда оказалось обманчивым, потому что мать все это время присутствовала в его покоях.
— Пойдем, — неожиданно твердо сказала она. — Тебя ждет отец.
Ричард шел за матерью по тускло освещенному коридору, настраиваясь на беседу с отцом. Тот, конечно же, прочитает ему очередную мораль о том, что из двоих сыновей Ричард разумнее, рассудительнее, и, вообще, главная надежда отца, потому что Эдем всегда будет нуждаться в мудром совете, особенно после его, короля, смерти. Эти слова за долгие годы принц уже заучил наизусть.
Меньше всего Ричард хотел увидеть в покоях отца брата.
«Не хочу его больше видеть, — думал он. — НИКОГДА! К черту мою терпимость и умеренность! Почему этот самодур может позволять себе все что угодно?»
К тому времени, как мать и сын подошли к покоям короля, Ричард был уже твердо уверен в том, что это ему необходимо поговорить с отцом, а не наоборот.
Когда леди Тесса отворила дверь в спальню отца, Эдема там не оказалось. Ричард облегченно вздохнул, но в то же время почувствовал: тут что-то неладно.
Вильгельм неподвижно лежал на кровати, одетый в халат и бледный, как простыня. Его седая голова отчетливо выделялась в полутьме на пурпурных подушках, как и лицо с заострившимися к старости чертами. Обычно суровый и дерзкий взгляд монарха был устремлен куда-то в потолок, и сердце Ричарда екнуло, едва он допустил страшную мысль, что отец…
— А ты хорош! — горько усмехнувшись, сказал Вильгельм.
Ричард невольно дотронулся до рассеченной скулы и ощутил боль.
— Я все знаю. Присядь. — Король указал сыну на кресло возле кровати, и взгляд его вновь обрел былую силу.
