Я мигом взлетел наверх и огляделся. Большая спальня родителей была сразу напротив лестницы, справа — комната Мириам, слева — моя. Открыл дверь и осторожно вошел.
Она была небольшой, но очень уютной, моя комната. Буквально в нескольких метрах от окна виднелся соседний дом, точно такой же, как наш. Прижав нос к стеклу, я заглянул в комнату соседнего коттеджа. Она была такой же, как моя, но не моя, и поэтому ничего интересного не представляла, я пошел вдоль своих стен, потом растянулся на полу посередине и прошептал:
— Я люблю тебя, мой дом! Ты самый красивый дом в мире!
— Чего это ты разлегся на полу, Дэнни?
Я сконфуженно поднялся на ноги и оглянулся на дверь. Пришла Мириам. Голова ее, как у мамы, была повязана шарфом. Она подозрительно сощурила глаза, стараясь угадать, чем это я тут в одиночестве занимался.
— Мама велела тебе спуститься вниз, — важно проговорила она, — сейчас будут заносить мебель.
Я послушно пошел за ней. Новизна дома меркла на глазах: повсюду были следы заносивших мебель грузчиков, а в углу скособочился скатанный в рулон ковер, дожидающийся своей очереди.
— Ма, тебе чем-нибудь помочь? — спросил я.
Мама улыбнулась и ласково взъерошила мои волосы:
— Нет, светлячок, пока твоя помощь не требуется. Ты можешь пойти погулять. Если понадобишься, я тебя позову.
Я улыбнулся — мне нравилось, когда она называла меня так, хотя Мими это всегда выводило из себя: ведь я единственный в семье был белокур. У всех остальных волосы были темные, и отец часто смеялся над мамой из-за этого. Мама почему-то злилась.
Я скорчил Мими рожу и выбежал на улицу. Весь двор был заставлен мебелью. День был жаркий, и негр-грузчик скинул свою клетчатую, пропитанную потом рубашку. Под его блестящей черной кожей перекатывались бугры мышц. Я вышел со двора и побрел по кварталу, в котором мне предстояло жить. В отличие от нашего прежнего района с тесно прижавшимися друг к другу уродливыми домами, здесь было просторно.
Дойдя до угла, я вдруг услышал испуганный лай и визг собаки. Оглянулся вокруг, но никого не заметил: виднелись только строящиеся дома.
Какой-то шутник из муниципалитета высокопарно назвал наш район Гайд-парком, хотя никаким парком тут и не пахло. Это была восточная окраина Бруклина, дальше шли пустые поля. Испуганный лай собаки слышался все ближе, но все еще нельзя было понять, откуда он доносится. В конце концов я определил, что лай доносится со дна глубокого котлована, на краю которого стояли два мальчика и глядели вниз. Должно быть, собака свалилась в эту яму. Я подошел к ребятам и опасливо заглянул в карьер: там, на дне, бегала маленькая коричневая собачонка с длинными ушами и коротким хвостом. Она отчаянно пыталась выбраться, но каждый раз с визгом срывалась вниз, не добравшись даже до середины стены. Опрокинувшись в очередной раз на спину, она поднялась на свои коротенькие лапки и тоненько затявкала, глядя на нас умными черными глазами.
