Но поскольку отчаянное чувство голода от этого решения ничуть не уменьшилось, в Норберте Накендике начало медленно нарастать недоверие, недоверие к самому себе. Неужели он стал своим злейшим врагом? Может, он до сих пор просто не замечал этого? Он решил на всякий случай зорко присматривать за собой и ни на секунду не выпускать себя из виду, даже во время сна. Ах, он готов был с собою разделаться!
Норберта Накендика действительно можно было обвинить в чем угодно, только не в том, что слово у него расходилось с делом.
Однако его бдительность в отношении самого себя не мешала ему худеть все сильнее и сильнее. И постепенно носорог съежился внутри своего мощного панциря до жалкого комочка. Наконец Норберт Накендик усох и ослаб так, что ноги его уже не держали. И он шлепнулся наземь, но смотри-ка — панцирь продолжал стоять!
Норберт, или то, что от него еще осталось, вывалился из своих могучих доспехов и кубарем скатился с каменной глыбы, которая служила ему постаментом. Низвержение прошло довольно болезненно, так как кожа у Норберта была нежной, словно у молочного поросенка. Тем не менее он обрадовался такому повороту событий, потому что памятник его не был свергнут, а он все-таки получил возможность поесть.
— Жаль только, — сокрушался он, — что вокруг такая темень. — (Действительно, в эту ночь было темно хоть глаз выколи: небо затянули черные тучи, и надвигалась гроза.) — Я с удовольствием взглянул бы на себя на постаменте.
В эту минуту ударила молния, и на мгновение в степи стало светло как днем. И тут Норберт увидел на каменной глыбе нечто такое, чего никогда в жизни не видел, потому что в саванне нет зеркал. Он увидел своего злейшего врага!
— На помощь! — пронзительно завопил он, позабыв от охватившего его ужаса, что он голоден, что он безумно устал, и пустился наутек так быстро, как только позволяли его ослабевшие ножки. Он мчался — нагой, не разбирая дороги, по степи, по пустыне, по джунглям — и не мог остановиться, ибо он, как и другие звери, теперь тоже хотел найти уголок, где бы он мог спрятаться от самого себя.
Что с ним стало? Кто знает… Может быть, он и по сей день бегает по белу свету, но не исключено, что ему удалось найти где-нибудь пристанище и начать новую жизнь. Уже без панциря. Если вам однажды повстречается нагой носорог, спросите у него сами.
Нам же остается только добавить, что звери, сбежавшие от Накендика, вернулись в родные края — после того как разнеслась весть о том, что панцирь пуст.
