— Пожалуй, существует еще одна возможность, — наконец проговорил он, — но боюсь, это будет для тебя слишком обременительно.
— Для меня, — нетерпеливо просопел Норберт, — нет ничего слишком обременительного. Говори!
— Ты должен сам стать своим собственным памятником, — заявил Карлхен.
— Ага, — пробурчал Норберт и опять уставился в одну точку. Ему потребовалось довольно много времени, чтобы понять, к чему клонит Карлхен. Наконец он пришел в прекрасное расположение духа.
— Итак, что мне нужно делать? — спросил он.
— Ты должен, — объяснил Карлхен, — взойти на высокий пьедестал, чтобы тебя отовсюду было хорошо видно. И потом замереть, как будто ты вылит из бронзы. Понимаешь?
— Что тут особенно понимать, — буркнул Норберт и припустил рысью. Неподалеку в степи лежала огромная каменная глыба. Норберт вскарабкался на нее и принял величественную позу.
Карлхен издали придирчиво осмотрел его.
— Чуть-чуть приподними левую заднюю ногу, — крикнул он. — Вот так, очень хорошо! Теперь голову чуточку выше! Ты должен гордо и победоносно смотреть вдаль.
— Но я близорук, — проворчал Норберт.
— Тогда смотри в будущее, — посоветовал Карлхен. — Впрочем, это не имеет значения, потому что памятник должен не глядеть, а выглядеть. Вот так, замечательно. Ты производишь неизгладимое впечатление. Стоп! С этого момента больше не шевелись!
Он подлетел к Норберту и снова уселся на его большой рог.
— Теперь у тебя есть все, что должен иметь настоящий властелин, — сказал он, — даже памятник. Да еще какой! Такому можно только позавидовать. Все грядущие поколения будут с восхищением взирать на тебя и благоговейным шепотом повторять твое имя: Норберт Накендик! Разве что тебя или твой памятник свергнут. Впрочем, это одно и то же.
Носорог, боясь шевельнуться, озабоченно скосил глаза на Карлхена Кламмерце и, не размыкая губ, промычал:
— Что ты имеешь в виду?
— Случается, — радостно прочирикал Карлхен, — что властелина свергают. Например, во время революции. А когда властелин свергнут, тогда, естественно, сносят и его памятник. Потому что если кто-нибудь покусится на памятник властелина, который еще не свергнут, то его, разумеется, немедленно посадят в тюрьму или казнят. Разве что он успеет убежать.
— Минуточку, — остановил его Норберт, — объясни.
— Ах, — небрежно промолвил Карлхен, — не беспокойся об этом, толстячок. Кому нынче свергать тебя? Или твой памятник, что, как я уже говорил, одно и то же. Разве что ты сам себя свергнешь.
