— Правильно делает тот, — имел он обыкновение повторять, — кто в любом существе видит врага; тогда тебе, во всяком случае, не грозят неприятные сюрпризы. Единственный, на кого я всегда могу положиться, это я сам. Вот моя философия.
Он гордился тем, что у него была своя собственная философия, ибо даже в этом вопросе не хотел полагаться ни на кого другого.
Как видим, взгляды на мир у Норберта Накендика были весьма незатейливы и уязвимы. Зато тело его было почти неприступным. Броня покрывала его слева и справа, спереди и сзади, и еще по одной костяной пластине располагалось сверху и снизу, — короче говоря, панцирь защищал его почти целиком. А в качестве оружия он использовал не один, как многие его сородичи, а целых два рога: большой — тот, что рос впереди, и запасной, поменьше, — он располагался чуть сзади, — на тот случай, если одного окажется недостаточно. Оба рога были прочные и острые, как турецкая сабля.
— Правильно делает тот, — говорил Норберт Накендик, — кто всегда готов к самому худшему повороту событий.
Стоило носорогу выйти на тропу, что вела к водопою, как каждый спешил уступить ему дорогу. Звери помельче его просто-напросто боялись, а те, что покрупнее, избегали встречи с ним из соображений здравого смысла. Даже слоны и те предпочитали обходить его стороной, потому что Норберт Накендик легко впадал в ярость и по малейшему поводу затевал ссору. День ото дня он становился все злее, так что от него просто житья никому не стало.
В конце концов звери только с риском для жизни могли приближаться к илистому озеру, чтобы утолить жажду. Детеныши не осмеливались там играть и купаться, а птицы боялись там петь, потому что из кустов тотчас же выскакивал разъяренный Норберт Накендик и, топая ногами, прогонял всех, крича, как они ему надоели.
Дальше так продолжаться не могло — в этом мнении обитатели саванны были едины. И потому созвали совет, дабы решить, что делать дальше. А чтобы высказаться мог каждый желающий, все звери и птицы дали торжественное обещание вести себя дружелюбно, поскольку отношения между иными обитателями саванны трудно было назвать приятельскими.
Таким образом, в условленный вечер они собрались в небольшой долине, лежавшей в нескольких милях от озера, чтобы в спокойной обстановке, без помех со стороны Ндрберта Накендика, поговорить о наболевшем.
Лев Рихард Рахенрау, принявший на себя роль председателя, взошел на каменную глыбу.
— Прошу внимания! — Его громовой рык заглушил раздававшееся со всех сторон мычание, блеяние, писк и кряканье.
