Весь гений знаменитого Габриеля Гнезненского вселился в эту девушку. Будь она мужчиной, она бы может быть уже сравнялась с Ротшильдами. Гнезненский боготворил ее и во всем ее слушался.
Они остановились в Вене.
Герсылька не написала, где лежит Стжижецкий. Пришлось узнавать через полицию. Он лежал в одной из больниц, которую назвали.
— Я поеду! — сказал Гнезненский.
— И я поеду! — добавила Мэри.
Гнезненский немного заколебался:
— Ты?
— Да, папа! Коляска подана?
Гнезненский закурил сигару и молча сел в карету.
В больнице он спросил о Стжижецком, не забыв прибавить к его фамилии: «фон».
Доктор сказал, что Стжижецкий лежит здесь уже две недели и находится при смерти. Мэри с трудом овладела собой, чтобы не упасть в обморок.
Гнезненский назвался близким родственником Стжижецкого и спросил, не потревожат ли они больного своим появлением.
— Его уже ничто не может потревожить, — ответил доктор.
— Значить, можно?…
— Да, помолиться за умирающего…
— Мэри, ты лучше не входи, — обратился Гнезненский к дочери по-польски.
Мэри слегка надула побелевшие губы и пошла за доктором.
Стжижецкий лежал на кровати с забинтованной головой, с широко открытыми, ничего не сознающими глазами.
Мэри минуту стояла неподвижно; ей казалось, что все в ней каменеет.
Она подошла к кровати. Стжижецкий по-видимому ничего не видел и не слышал.
Мэри стояла и смотрела на него…
Этот человек целовал ее…
Этот человек говорил ей: «Люблю тебя».
Этому человеку она клялась в любви…
И никогда, никогда уже…
Никогда…
И только смерть…
О, море! Шумное море!..
Мэри упала к кровати с ужасным криком:
— Живи! Живи! Ты должен жить! Я хочу, чтобы ты жил! Живи!..
На другой день в венских газетах Мэри могла, наконец, читать о себе не только на последней странице «Fremdenblatt'а».
Ее ужасный, раздирающий крик проник в сознание Стжижецкого и победил смерть. Стжижецкий сделал движение глазами и губами; потрясение, какое он испытал, раздуло последнюю искру жизни в его организме. Она затлела бледным пламенем.
Доктора изумились.
Рафаил Гнезненский обещал баснословный гонорар за излечение Стжижецкого, которого его дочь любит как родного брата, так как они воспитывались вместе… К сожалению, болезнь жены заставляет его уехать сегодня вечером…
И он увез Мэри, почти потерявшую сознание, — с экстренным поездом.
* * *
Графиня Мэри Чорштынская ходила большими шагами по своей комнате. Афиши анонсировали оперу Мириама Сарони: «Лилия долин», оперу, которая совершила триумфальное шествие из Америки, где была написана, по Италии, Германии и Франции. Готовился большой праздник искусства, тем больше, что сам маэстро должен был присутствовать на первой постановке.
