— Вы уезжаете?
Она спросила таким голосом, что рыдания, повидимому, сжали горло Стжижецкого. Он едва смог выговорить:
— Да.
— Когда?
— Сегодня.
— И куда?
Этот вопрос был не нужен; какое ей дело?
— Не знаю еще. Еду на Вену.
Мэри встала.
— Мне очень жаль, что я не могу задерживать вас дольше, но мама у себя, а обе мои компаньонки чем-то заняты. Итак, до свидания. Счастливого пути…
Она все время боялась, как бы у нее не сорвался с языка вопрос, вернется ли он? Она протянула Стжижецкому кончики пальцев, но он взял всю ее руку, сделал к ней шаг и шепнул сдавленным голосом:
— Мэри, вам больше нечего мне сказать?
Инстинкт советовал Мэри поклониться и уйти, но какое-то любопытство и желание подзадорить себя остановили ее. Она чувствовала себя такой сильной, такой самоуверенной и еще, вдобавок, в такой интересной обстановке.
— Как же! — ответила она, слегка пожимая руку Стжижецкого и вынимая свою из его ладони. — Поклон вашим родителям.
И Стжижецкий застонал, точно она ранила его кинжалом:
— Мэри!..
Но она чувствовала пустоту в себе и страстное желание чего-то ужасного.
Ничего не ответила и ждала, чувствуя себя как прекрасно вооруженный охотник перед смертельно раненым волком.
Ничуть не боялась, и в то же время чувствовала легкое возбуждение. Стжижецкий плакал. Она стояла и смотрела с каким-то удовольствием.
— Мэри… Мэри… — заговорил он прерывающимся голосом, — я знаю, что не могу назвать тебя так больше… Ты велела мне спешить… Я не мог ничего обдумать, обработать…
Она перебила его с деланой вспышкой:
— Вот это великолепно! Значит, я виновата!?
Но внутри она была совершенно спокойна и равнодушна.
Стжижецкий заломил руки.
— Нет, не ты… не вы… Впрочем, все равно… Я и так знаю, что ты для меня потеряна навсегда…
Но в голосе его, полном отчаяния, была какая-то далекая, глубокая нота надежды, которая шла вразрез со словами, которые он говорил. Это надо вырвать с корнем, оборвать сразу!
— Итак — прощайте! — бросила она холодно.
Стжижецкий замолчал и поднял, точно высохшие, широко открытые глаза.
— Значит, навсегда?.. — шепнул он.
И у Мэри вырвался ответ, который ей самой, даже в эту минуту, показался безжалостным.
— Неужели вы думаете, что я когда-нибудь серьезно думала стать вашей женой?
И случилась катастрофа. Стжижецкий, которому было двадцать шесть лет, но который был очень слабого здоровья и был совершенно сражен двойным несчастьем, — услышав ответ Мэри, побледнел еще больше, пошатнулся, схватился за стул и упал без чувств навзничь. Падая, он опрокинул стул — на шум вошел лакей.
