«Мне хочется впиться ногтями во что-то!..» — думала она.
Профессор Тукальский восхищался ее остроумием, а общество любезностью; без сомнения, оборотный капитал Мэри на 11-е марта принес очень хорошую прибыль.
Между тем, Черштынский, со свободными движениями светского человека, захотел подойти к Мэри, но она предупредила его, встала и, перекинувшись с профессором Тукальским еще несколькими приветливыми словами, подошла к Стжижецкому.
Глаза их встретились и точно впились друг в друга, но вскоре оторвались и смотрели друг на друга холодно и неподвижно.
— Вы были сегодня очень расстроены у рояля, — заговорила Мэри.
— Это вам только показалось.
— Как же? Вы чуть в обморок не упали.
— Это казалось только m-me Лудзкой.
— Мне кажется, что это вам только кажется.
— Вы любите играть словами?
— О, я люблю играть всем.
— Что может принести поль… — Стжижецкий запнулся и не кончил. Лицо Мэри облилось румянцем, но, дерзко взглянув на Стжижецкого, она сказала.
— Почему же вы не кончили? Что вы хотели сказать?
— Пользу! — сказал Стжижецкий грубо.
— Что может принести пользу? — повторила Мэри, уже совершенно владея собой. — Да, да, и я думаю, что тот, кто играет иначе, — неумен.
— Разве вы не понимаете, что можно играть, хотя играть не хочется?
— Так делают слабые люди.
— И если они проиграют?
— Жалеть их не стоит.
— Вы притворяетесь, если серьезно так думаете.
— А вам как кажется?
Стжижецкий быстро взглянул на нее; Мэри вызывала его взглядом.
— Я ничего не хочу думать, — ответил он, немного помолчав.
— Разве вы боитесь?
— Боюсь.
— Чего?
— Чего-то нехорошего.
— Вы не хотите думать обо мне нехорошо?
— Да.
— Только слабые люди играют тем, что не приносит пользы.
Лицо Стжижецкого нахмурилось, это доставило ей удовольствие.
— И не стоит их жалеть, — опять сказал он.
— Вы думаете, что я говорю серьезно?
— Вероятно… да.
Мэри сделала гримасу ребенка, который притворяется тщеславным.
— Я выше всякого мнения.
— Вы играете?
— Я всегда играю.
— Всем?
— Да, всем тем это мне в руку не дается? Его вина!
— Но ведь это неблагородно.
— Но стильно, — ведь мы поссорились из-за этого «недостатка благородства».
— Послушайте, Мэри.
Стжижецкий произнес это очень мягко. У Мэри слегка закрылись глаза, но только на одно мгновение.
— Вам жаль?
Минуту Стжижецкий точно колебался и боролся с собой; потом проговорил тихо и еще мягче прежнего.
— Жаль.
Этот момент показался Мэри подходящим, и она с притворной развязностью, лишь бы что-нибудь сказать, ответила Стжижецкому:
