Ясек играет так, что струны скрипят, тот поет, Марина не танцует, стоит вся бледная у стены… Хочется Яську бросить скрипку о землю, вскочить, схватить Мацка за горло… А, может быть, и не они там были, мало ли девок, мало ли парней разбежалось, когда стали ужинать… И звенит, и звучит у него в ушах и в сердце ее голос: «ведь я знаю, что ты меня любишь… Была дома, башмаки переменяла… Ясек…»
* * *
Не прошло и четырех недель, как объявлено было о дне свадьбы Мацка с Мариной. Хотел Ясек бросить все, бежать ко всем чертям, но вот раз Марина говорит ему:
— Поиграй, Ясек, на моей свадьбе…
И он остался.
А Мацек приходил к Кружлям каждый день, всегда веселый, всегда смеется, всегда в духе.
Раз, когда Марина за ужином что-то дерзко ответила отцу, он говорит ей:
— Знаешь, Марина, ты помни: если бы ты мне когда-нибудь так ответила, я бы тебя так погладил, где надо, что ты бы три дня сесть не могла!
Заблестели глаза у Марины; они простоквашу ели, — подняла она руку с ложкой и говорит:
— Эй! Как бы я тебя сейчас не смазала!
Мацек сжал кулак и говорит:
— Смажь!
Посмотрели они друг на друга минуту, Марина опустила голову и стала есть. А старик Кружель, войт, говорит:
— Так и надо, милый человек! Коли баба на тебя с граблями, так ты на нее с цепом; коли баба на тебя с ножом, так ты на нее с косой. Так и надо, милый человек.
А у Яська сердце замирало. Ночью идет он по двору, а Марина сидит на пне около хлева и плачет.
— Чего ты плачешь, Марина? — спрашивает он ее нежно и со страхом: он ее первый раз в слезах видел.
— Бить он меня будет.
— Кто?
— Мацек.
— Так не выходи за него.
— Как же!.. Когда он хочет…
— Да ведь ты можешь не захотеть.
— Не могу.
— Любишь так?
— Нет… Он словно околдовал меня.
— Тебя?!
— Да…
Молчат.
— Ты тогда была в избе? на свадьбе?
— Да…
Ясек тяжело опустился рядом с ней.
— Я знал, я чуял, что это ты…
Марина плачет.
— Марина, слушай, — говорит Ясек через минуту, — зачем ты меня нанимала?
— Нравился ты мне.
— Я?!
— Ты.
— Зачем же ты говоришь мне это теперь!? Господи Боже!
— Нравился ты мне… Слава о тебе по миру ходила. Говорили о тебе.
— А теперь?
— А теперь ничего… пропало…
— Пропало?!
— Навсегда.
— Отчего? Отчего?
— Теперь ты для меня все равно, что ничего.
— Отчего? Я ведь у твоих ног лежал бы. Я ведь был бы тебе верен, как пес! Я бы смотрел на тебя, как на звезду…
— Это-то мне в тебе и не нравится… Мягок ты.
— Тот лучше, что будет бить тебя?
— Да, за то он не баба!
Схватился Ясек за голову обеими руками.
