– А тебе сколько лет? – спросил молодой человек, беря ее голову обеими руками.
– Ну, сейчас начнется, – следя за парочкой из-за столика, прокомментировала Мечу.
– Мне?… Ой, слушай, какая я глупая, совсем забыла спросить, как тебя зовут! Ты ведь тоже не знаешь… меня зовут Каридад Мартинес, нет, ты посмотри, какая я шустрая – раз, и уже на ты, а вообще-то меня называют кто Детка, кто Кукита, кто Карукита! Можно я буду звать тебя на «ты»?
Молодой человек сухо кивнул.
– Нет, ну просто муха дохлая, ты только взгляни. Козявка, а нее туда же! – откликнулась Пучу, стараясь по губам разобрать, о чем воркуют голубки.
– Это-то ладно, но скажи, какого ты года! Меня зовут Хуан Пepec, а вообще – Уан. Это по-английски «первый», потому что и всегда первый во всех делах, остальным до меня далеко, я самый лучший, номер один – здесь и везде… да, так тебе еще, небось, и шестнадцати нет?
– Этого на мякине не проведешь… – продолжала Мечу старательную расшифровку беседы.
Кукита обреченно кивнула, понимая, что ее подвела цыплячья внешность, но главное, мучаясь ужасом потерять его – единственное живое существо, которое обошлось с ней так нежно и ласково. Своего первого мужчину, который научил ее танцевать.
– И насколько ж ты меня младше? – На лице его мелькнули сомнение и страх, но он постарался, чтобы фраза прозвучала как можно более снисходительно.
Мечу и Пучу бросили свое безнадежное занятие – прежде всего потому что вечер для них наконец стал складываться обычным порядком: двое здоровенных типов, одетых в стиле сицилийских мафиози, пригласили их танцевать…
– Младше, но ненамного… мне уже шестнадцать с небольшим…
Он чуть не подпрыгнул в экстазе отцовских покровительственных чувств, несколько раз перекрестился, ликуя, как Пигмалион, легко подхватил ее на руки, закружил и наконец бережным движением покупателя в магазине игрушек опустил на пол.
– Это пустяки, считай, что ты уже почти старуха!
И… и поцеловал ее прямо в губы.
Ой-ой-ой, как это было сладко, как вкусно, милый! Однако она пожевала губами, словно пробуя что-то на вкус, осторожно открыла ему рот и принюхалась.
– И все же от тебя попахивает. Сходи, купи себе резинки или мятных пастилок, говорят, это лучше всего освежает дыхание.
– И это все, что ты можешь сказать о моем поцелуе?
– Вот что, пока у тебя не пройдет этот запах от лука и гнилого зуба, я так и не узнаю, какой вкус имеет поцелуй. Подумай, ведь это мой ПЕРВЫЙ ПОЦЕЛУЙ, – последнее она произнесла столь значительно, что на моей машинке просто нет таких больших букв.
