Дочь тумана и костей | страница 88



ЧТО БЫЛО В ТОЙ ЗАПИСКЕ?

А еще и косточка, которую Кару повесила себе на шею и носила не снимая, как Бримстоун. Ей, конечно, не раз приходило на ум, что, возможно, эта косточка — желание, может быть даже более мощное, чем бруксиз, и Кару брала её в руку и загадывала своё заветное желание — чтобы порталы в "ПОВСЮДУ" снова открылись — но ничего не происходило. Хотя уже просто держа этот предмет в руках она испытывала чувство покоя. Эта хрупкая косточка словно была предназначена для того, чтобы её гладили пальцами. Но, даже если это было больше, чем просто кость, понять, в чем секрет, и зачем Бримстоун прислал это, Кару не могла. И очень боялась, что уже не узнает этого никогда. Этот страх соседствовал со всеми её многочисленными вопросами без ответа, а вместе с ним появились и новые страхи, странные и непреодолимые.

С ней что-то происходило.

Иногда, глядя в зеркало, она порой на мгновенье улавливала в себе что-то чужое, как будто встречалась взглядом с незнакомкой. Она не всегда отзывалась, когда к ней обращались по имени, и иногда ей казалось, что даже ее тень изменила свои очертания. В последнее время Кару ловила себя на том, что делает быстрые движения, чтоб проверить, как это отразится на тени.

И она абсолютно ясно осознавала, что такое поведение было далеко от нормального.

Сусанна не соглашалась с ней.

— Возможно, это последствие посттравматического синдрома, — говорила она. — Было бы странно, если бы ты чувствовала себя хорошо. Ты ведь потеряла свою семью.

Кару до сих пор удивлялась, как Сусанна восприняла всю эту историю. Сусанна не относилась к разряду тех людей, которые легко все принимают на веру, но, увидев Кишмиша и став свидетелем демонстрации способностей скаппов, она полностью купилась. И это было хорошо. Кару нуждалась в ней, Сусанна была звеном, связывающим ее с нормальной жизнью. Во всяком случае с тем, что от этой жизни осталось.

Она все считалась учащейся лицея, но чисто технически. После поджогов, устроенных ангелами, понадобилось около недели, чтоб ее раны зажили, или, во всяком случае, столько ушло на то, чтобы синяки на ее лице приобрели желтовато-зеленый цвет и их можно было замаскировать при помощи косметики. Она пару дней походила на занятия, но это был дохлый номер. Она не могла сосредоточиться. Ее руки, казалось, утратили точность в работе с кистью или карандашом. Внутри нее росла какая-то необузданная энергия, и чаще, чем когда-либо, ею овладевало чувство, что она должна заниматься чем-то другим.