Господин Жером Фу, он же Сен-Ромен, в те времена, когда его еще не называли господином Лефранком, учил меня никогда не торопиться с ответом. Он говорил, что человек, оказавшийся в затруднительном положении, должен посчитать до пяти, прежде чем открыть рот. По возникшей паузе я понял, что он следует собственному совету.
- Я был с ним знаком под другой фамилией, - спокойно сказал он Женевьеве.
Он еще раз оглядел меня с головы до ног, продолжая, как и я, искать предлог, чтобы расстаться. Внезапно его взгляд замер. Словно чем-то заинтригованный и как бы отказываясь что-либо понимать, отец Женевьевы покачал головой.
- Я бы выбрал другой галстук, - сказал он.
И, взяв под руку ошарашенную Женевьеву, направился с ней к двери.
В тот вечер в компании бразильца я основательно напился и, когда взошло солнце, признался другу, что намерен покончить с собой из-за несчастной любви.
Бразилец с восторгом поддержал мое намерение и заверил, что не переживет меня.
Мы пожелали друг другу удачи и встречи в лучшем мире. Вернувшись к себе, я заснул, так и не выполнив свое намерение.
Утром меня разбудил телефонный звонок. Не успев припомнить вчерашние события и принятое в связи с ними решение, я услышал от администратора, что меня немедленно желает видеть господин Лефранк. Я поспешно вскочил с постели, кое-как причесался, накинул халат и стал ждать, медленно считая:
- Раз, два, три, четыре...
Я загадал нечетное число. В дверь трижды постучали, что вопреки всем ожиданиям сулило мне некоторую надежду. Мой бывший патрон начал с того, что стал поливать меня необычайно изощренными оскорблениями, но когда перешел к делу, его красноречие заклинило. В этот момент я сообразил, что Женевьева, которой теперь было все известно, не разлюбила меня. Короче, передо мной предстал растерянный Лефранк, который, чтобы прикрыть свое отступление, еще продолжал отдавать распоряжения.
- Ты отправишься путешествовать. Ты пробудешь за пределами Франции год...
Хочешь денег?
Следуя его совету, я посчитал до пяти, после чего любезно открыл дверь, приглашая гостя покинуть помещение.
- Поскольку вы смеете усомниться в чистоте моих намерений...
Он не дал мне продолжить, возобновив свои обвинения и чередуя их с воспоминаниями о прошлом. Я невозмутимо ждал, когда разъяренный, но уже обессиленный бык станет доступным для удара.
- Только дураки способны упрекать меня за ошибки молодости, - заметил я ему, едва он смолк.
