— А вот на тысяча первом и ушла.
— Чего же вы не поделили?
— Коммунизм. Коммунизм, мой юный друг. Слыхал о таком?
Телепин ничего не ответил, но головой покачал.
— Значит, мы сегодня остались вдвоем?
— Мы, да еще эта. Привидение.
— А ты ее хоть раз видел?
— Не. А ты?
— Ну ладно. Не видел так не видел. Как насчет нового эпохального года? Если его, к примеру, встретить? Двое одиноких мужчин желают познакомиться.
— У меня все есть, — обрадовался Хоттабыч, — и селедка, и котлеты, и пиво. И вообще все…
— И у меня есть. И горошек, и портвейн. А шампанское у тебя есть, Потапыч?
— Рябина на коньяке есть. Это лучше.
— Нет. Без шампанского я не приучен.
— Да ну его. У меня елка есть. И студень. Знаешь, сколько у меня студня? — При воспоминании о студне он погрустнел. — Ладно. Давай шампанского. И хурму, и шпроты. Денег тебе дам. Подожди…
— Да я халтуру сделал, дед. Хочешь, я тебе сам денег дам?
— Нет. Пусть все по-честному. — И Хоттабыч пошел за деньгами.
Айболита, влекомая роком, взяла из шкатулки ровно половину сбереженного. На оставшееся можно было жить бесконечно. Хоть месяц. Хоттабыч взял из шкатулки пятнадцать рублей, подумал и добавил еще червонец.
— Ты, это… Бабу, что ли, пригласи какую. Ну пусть сидит просто. Закуски двигает…
— Ты рассказывай, рассказывай, не смущайся, — кивнул согласно Зверев Пуляеву. Он явно заинтересованно слушал рассказ.
— Будет тебе баба, дедушка, блондинка с косой, — пошутил Телепин, а говорить этих слов сейчас вовсе не следовало.
Но едва колдун слетел по лестнице вниз, едва показался с авоськой во дворе, Хоттабыч растворил окно и крикнул:
— Эй! Не надо бабы.
— Чего? — воскликнул изумленно остановленный на бегу Телепин.
— Не надо бабы. Лучше возьми еще бутылочку…
— Будет тебе бутылочка, старичок!
Хоттабыч сел за стол, обхватил руками голову и вдруг запел: «Долго нас девчонкам ждать с чужедальней стороны… мы не все вернемся из полета-а-а! Воздушные рабочие войны…»
…Проснулся Хоттабыч в восьмом часу вечера оттого, что над ним стояли двое. Света в комнате не было, занавеска задернута, и только блик лампочки из коридора отмечался на елочном шаре.
«Ну вот и конец. Две судьбы моих, лихая да нелегкая. Квартира, несомненно, захвачена врагом, и сейчас вот возьмут меня под белы ручки и потащат к офицеру. А-а-а!» — очнулся Хоттабыч.
— Ты, что ли, делопут?
— Новый год проспишь. Вечер.
— Привиделось мне тут. Двадцать лет, как побоище не снилось. Решил, что вы германцы. Хорошо, что обороняться не начал.
