— К нам едет ревизор, Юрий Иванович.
— Из столицы нашей бывшей Родины?
— Я не знаю, Юрий Иванович, что вы вкладываете в это понятие. Комиссары едут.
— В черных кожаных тужурках?
— В брюках с лампасами.
— Забирают дело? Которое?
— Дело, Юрий Иванович, одно.
— А я к нему каким краем буду прилажен?
— Ты его вести будешь. Решение принято.
— Шутите…
— Это тебе запоздалый подарок ко дню рождения.
— Спасибо. Только мне роты три народу нужно и чрезвычайные полномочия. Хорошо бы еще дивизию Дзержинского с танками.
— Напрасно веселишься, Юра. Вот — почитай.
Из агентурного донесения, совершенно секретного, Зверев узнал о том, что позавчера в городе Твери прошла «стрелка». Москвичи, питерцы, а также многочисленные и предводители, и авторитеты, и бригадиры, и командиры… После многочасового «совещания» компания осталась в недоумении. Убивает, косит попсу кто-то сторонний. Было решено провести свои следственные действия и оказать возможное содействие органам охраны правопорядка в поиске преступников, для чего выйти в ближайшее время на контакты на разных уровнях, отдать нужную информацию и так далее и прочее.
— Ты все понял?
— Так точно.
— С чего думаешь начать? Вернее, как продолжить?
— Разрешите ещё один день за свой счет?
— Юра, счетчик нам включили, а ты отгул? Зачем тебе?
— Для медитации.
— Пиши заявление. И объяснительную.
— На что?
— Как ты отпустил подозреваемого в столовой для бомжей. Вернее — зачем?
— Он был нужен мне на свободе.
— А кто он, Юра?
— Не знаю.
— Ну иди, отдыхай.
— Спасибо на добром слове.
Внешний вид Пуляеву конструировали три дня. Небритость, помятость, обувь крепкая, но с виду неказистая, припухлость (на ночь приходилось выпивать полтора литра минералки), алкоголя никакого, голова должна была быть светлейшей, учитывая, что он все же не оперативник, а выпускник «краткосрочных курсов молодого бойца».
В легенде он не нуждался, так как из общежития его благополучно выписали, а прошлая жизнь великолепно укладывалась в рамки ситуации. Байки завиральные он рассказывать умел мастерски, ситуации «прокачивал» не хуже тех, кому это положено по службе.
Пуляева вначале официально освободили из-под ареста под подписку, потом поселили на служебной квартире, где с ним поочередно занимались по два часа в день три инструктора. Он схватывал все на лету. И наконец был выпущен в свет, вернее, в тьму…
Он послонялся вокруг «Соломинки», поплакался, нашел тут же компаньонов, расспросил о житье, о том, как встать на учет в фонде, что потом ему полагалось и каким образом. Трущобные люди всякого нового человека встречали внешне радушно-цинично, выкатывали свои прибаутки, и если новый товарищ по порушенному быту обладал наличностью, ее старались отцедить. А дальше по обстоятельствам. Люди приходили, люди уходили.
