Тройное Дно | страница 146
Безухов Коля, жертва колдовства и черного нала, лени и тупости, вдруг схватился за голову, присел, завыл.
— Паром. Паром…
— Какой еще паром, Коля? Что за паром?
— Видел тогда. Когда до сорок четвертого дома дошел, был я у канала. Потом забыл. А забыл — потому что страшно.
— Что страшно, Коля? Ты не бойся! Мы сейчас усиленный наряд с автоматами…
— Что ты несешь про наряды, Зверев. Тебя же нет. Ты труп.
— Коля, это же для маскировки. Чтобы враг не догадался…
Коля сидел теперь на бетоне, смотрел на канал. Напротив краны подъемные, складские дела, вон буксирчик продымил. А из залива, из-за поворота, буксирчик «Громовой» вытаскивал чудо чудное, паром «NIPER». Зверев простоял у канала много часов, вживаясь в островные дела, наблюдая за рыбаками со спиннинговыми закидушками, слушая местные новости.
Парома такого никогда здесь прежде не бывало, совсем недавно появился он в этих краях под флагом банановой республики, чтобы поработать на линии Петербург — Хельсинки. Обычный паром. Стандартный. Огромный и белый. Туристы на прогулочной палубе. Музыка. Скоро конец навигации.
— Я видел, как он взрывается и горит.
— Как он может гореть, если вот он, живой и здоровый. Плывет себе.
— Во сне он горел. Или в охмуреже том, в торчке. Тебе лучше знать. Ты взрослый и умный.
— Мне кажется, Коля, что ты временами умнее меня.
— То-то же.
— Потом я опять очнулся на этом самом месте. И пошел к туннелю.
— Так что, он прямо здесь горел, в канале?
— Я когда опять приторчал, был как бы в лодке, в море. Море такое теплое, солнце. Даже лучше желтой дороги. А потом я увидел «NIPER». Я обрадовался. Никогда не видел такого большого корабля. А потом он взорвался и сгорел.
— Что, сразу?
— В том-то и дело, что сразу. Потом еще плавали на воде дощечки и трупы. Зверев, пойдем отсюда. Я все, что знал, рассказал.
— Тогда пошли. А что в сорок четвертом доме?
— Ничего. Общежитие. Отвези меня домой. Я устал.
Опять экспресс и туннель, опять минута недоумения и свет белого дня.
Зверев пытался не заснуть. Прошлую ночь он провел в садовом домике в Синявине. Когда-то он был здесь у Крайнего в гостях, ловили рыбу на Зеленцах, потом пили водку у него дома, потом ходили ночью на огород за закуской. Теперь никакого Крайнего не было, он спал сном праведника на Волковом кладбище уже с год, жена его в Синявине не появлялась, а на участке копались соседи. Сейчас урожай был собран, никто больше консервов на дачах не хранил, так как, несмотря на сторожей, выносили за зиму все. Домики запирались на символические замки и часто становились местом ночлега бездомных. Сторож де-факто присутствовал, но из сторожки не вылазил, только громко брехала собачонка и пела Анна Емельянова в радиоприемнике.