Даже теперь мне становится страшно, когда я вспоминаю ее голос и то, как я сам тогда дрожал, глядя на ее дьявольское лицо. Я дрожал, хотя уже понял, что она их обманывает, водит за нос. Но с какой целью она это делает, мне было непонятно.
- Запомните то, что я сказала... - С этими словами Шареем направила золотистое сияние на одну из стен патио, и та с грохотом рухнула, обнажив внутренности маджлиса, - так сминается коробка, на которую наступили тяжелым сапогом.
- И знайте, что я обладаю властью благословлять... - Она бросила свечение с левой руки на груду камней. Те невесомо воспарили и заняли старые места.
Стена опять была целой.
Шареем величественно удалилась.
Она осталась жить в Мари-фате. Раксидан постепенно успокоился, правда, до определенного времени.
Пришел срок, и прибывшая родила девочку, как и предсказывала. Она назвала ее Алейтис, то есть "Странницей", как она сама пояснила. Роды были долгими и тяжелыми, но энергия, которой она повелевала, были неисчерпаема и помогла ей и в этом. Аздар пришел к ней, надеясь, воспользовавшись ее слабостью, опять завоевать ее. Она лишь засмеялась, хотя ее усталое лицо было покрыто каплями пота: так нелегко далось ей рождение дочери. Он быстро отвернулся и подошел к колыбели ребенка. Но она вновь засмеялась, и смертельная слабость пронзила тело Аздара, который уже протянул руку к ребенку. Как куль, этот грузный мужчина рухнул на пол. Шареем засмеялась вновь, и Аздар, кое-как поднявшись на ноги, поспешно ушел, чтобы больше не возвращаться к ней.
Лето, все более желтея, переплавлялось в осень.
Урожай был богатым. Кусты вриша покрылись семенными чашечками, тяжелыми спелыми, сгибавшими ветки почти до земли. Почти все агвы отелились двойнями. Зардалы, хуллы, аллучехи и ореховые деревья согнулись шэд тяжестью плодов. И чем больше даров осени накапливалось в домах долины, тем безудержнее становилась радость ее обитателей. Днем мы трудились на полях, а ночью танцевали, выпивая реки вина-хуллу.
Проходили месяцы, ребенок Шареем подрастал.
У нее были огненно-рыжие волосы, как у матери, и такие же яркие только с голубоватым оттенком, глаза, которые сияли на круглом лице малютки, как два бриллиантика. Это был веселый ребенок, наделенный даром вызывать мышей из нор. Но к огромному разочарованию малютки, почти все мыши спешили вернуться обратно в свои норы и попытки подружиться с ними оставались безуспешными.
Живя в Мари-фат, Шареем много времени проводила в библиотеке. Мы подолгу оставались с ней наедине, поскольку я сам там часто бывал, сочиняя песни. Сперва она молчала, но вскоре разговорилась. Правда, она так и не сказала мне, что ищет. Впрочем, я никогда и не спрашивал ее об этом.
