Птицы над ее головой примолкли, оцепенели от жгучего любопытства. Кроме вороны…
— Прощайте, деревья. Птицы, прощайте. Вы меня никогда не презирали. Если разобраться, вы тоже рыжие. Вас тоже многие обижают. И ты, камень, прощай. — Ольга нагнулась, погладила теплый камень-гранит, отполированный многими прикосновениями. — Ну, а теперь пора. Еще раз прощайте. — Ольга руки раскинула…
Боба за кустом взвизгнул и засмеялся.
— Нетушки, нетушки, — затараторил он, как пятиклассница, у которой есть что сказать подружкам по большому секрету. — Нетушки, и не спорьте. Она сама мне сказала, что ей Танька сказала, а Танька слышала в щелку… Ха-ха-ха… Хи-хи-хи…
Ольга опять села.
— Бегают тут. Ходят всякие. Эй вы, уходите отсюда! — Она подождала, пока смех замолк. Повздыхала досадливо. — Свитер я тоже оставлю. Это хорошая вещь. Мне его мама вязала. Кому-нибудь пригодится. — Ольга стащила свитер, положила его рядом с туфлями. Встала, руки раскинула. — Прощайте, деревья. Листья, прощайте…
Боба за кустом в один миг скинул кеды и куртку. Напружинился весь.
— И вы, птицы, прощайте… Почему вы молчите? Вам противно со мной разговаривать? — Ольга почесала затылок, поежилась. — Холодно…
Ворона снялась с дерева, полетела в другую часть парка, где карусели.
— А почему я должна топиться? — сказала Ольга. — Если я утоплюсь, все будут ахать и охать, станут жалеть бабушку. Старуха Маша скажет, что я вся как есть в рыжую Марфу. Боба скажет: «Рыжая, от нее чего хочешь ждать можно». Зачем это я должна топиться из-за дураков? — Ольга сунула руки в карманы.
Птицы над ее головой запищали — принялись спорить, права Ольга или не права. Некоторые щеглы даже подрались между собой.
Боба за кустом досадливо крякнул.
— Такой был случай прославиться, — сказал Боба.
Раздался свисток, и на аллее появился милиционер, он же шут (дядя Шура).
— Что здесь происходит? Прекратить! Я вам сказал, прекратить стоять близко к воде! Нельзя вас оставить одних ни на минуту. Что это вы тут разделись?
— Что, и раздеться нельзя? Может, мне жарко.
— Не может быть жарко, потому что сегодня не жарко.
— Может, мне изнутри жарко.
— В таком случае вызывают врача, а не раздеваются возле самой реки.
— Не нужно врача. Никого мне не нужно. Может, я искупаться хотела.
— Сейчас же одеться!
Ольга хотела возразить, но милиционер, он же шут (дядя Шура), поднял руку.
— Р-разговорчики!.. Могу я, наконец, иметь личную жизнь?
Боба за кустом второй кед натянул, куртку надел и куда-то пошел, по дальнейшим своим делам. Птицы разлетелись по всему парку, ничего интересного для них уже не предвиделось. Остались только воробьи — и то потому, что им лень летать на далекие расстояния.
