Спала Соня беспокойно.
Ей снились бизоны, расписывающие Линкольн-центр в манере соцреализма. Конфуций, сигающий с крыши Эмпайр-Стейт-Билдинг, потому что его «за графу не пустили пятую» преподавать философию в Гарвардском университете. Москва, стоящая на Гудзоне. Бородинская битва на Аппалачском плато. И один высокий, красивый татаро-монгольский индеец с бирюзовыми глазами и великолепной фигурой, в джинсах и гусарском ментике. Он отечески-заботливо качал головой и выговаривал: «Когда же ты научишься пить по-человечески?!»
P.S.
Соня была очень удивлена на следующий день, узрев внутреннее оформление Линкольн-центра, похожее на клуб колхоза-миллионера времён «расцвета застоя».
P.P.S.
Скоро, скоро холод зимний
Рощу, поле посетит;
Огонёк в лачужке дымной
Скоро ярко заблестит;
Не увижу я прелестной
И, как чижик в клетке тесной,
Дома буду горевать
И Наташу вспоминать.
Отрывок стихотворения некоего А. Пушкина, сохранившийся в файловых библиотеках.
Хроники XXI века
Глава пятая
Байкал, расизм и Брюс Уиллис
Лучшее, что есть в этом человеке, – это его собака.
Если бы только люди могли любить,
как собаки, мир стал бы раем.
Фольклор.
Хроники XXI века
«Боже, какой позор!» – думала Соня, сдавая бейджик визитёра на проходной Бостонской телестудии улыбчивому охраннику. Уши её горели, щёки пылали. «Не быть тебе телезвездой! Не парить в верхних строках рейтингов!» – ехидничал внутренний голос. Такого фиаско она не терпела уже очень давно. Последний раз – в ясельной группе детского сада. Гордость не позволила поставить в известность воспитательницу о том, что Соня навалила в штаны. И маленькая Сонечка молилась, молилась… уже не помня кому… наверное, дедушке Ленину, чтобы за ней пришёл папа или старший брат! Но её молитвы не были услышаны – пришла мама. И, разумеется, устроила громогласный скандал из-за «горошины под матрасом». Принцесса была опозорена. Публично.
Однако…
«Срочно купить литровую бутылку водки. Выпить её залпом. Убить Марка. Убивать изощрённо – он должен мучиться. Утопиться в океане… Предварительно сделав харакири «розочкой».
Вероятно, Соня обладала ярко выраженными способностями к передаче мыслей – потому что ни на секунду не затыкавшийся последнюю четверть часа Марк вдруг снова впал в молчание. Правда, не в каталептическое, как в студии. Сейчас, видимо, он почувствовал, что «…его будут бить. И может быть, даже ногами»[12]. Поэтому онемел. На целую минуту. Соне она показалась вечностью. Но хрупкое равновесие всё же было нарушено – до слуха донеслось его жалобное: «It’s mean…» – и она с воплями: «А-а-а-а-а-а!!!» и чего-то ещё нечленораздельно-оскорбительного в адрес его матери, которая Сонечку ещё вчера достала, начала сумкой колотить «ицмина» по его «майнду».
