Следователь расхохотался.
— Разве не смешно? Ты деревенщина, если на твой дом повесили парковочный талон. Ну не забавно ли? Наверное, эти деревенщины в основном живут в домах на колесах.
Мехди Исфахани ждал, когда ученый рассмеется, но тот молчал.
— Вам непонятны такие шутки?
— Боюсь, нет, брат инспектор. Извините, — ответил молодой человек.
К его беспокойству добавилось смущение.
— Что ж, жаль, я надеялся, что у вас есть чувство юмора. У нас, как мне кажется, слишком много серьезных людей. Но вы талантливый юноша из хорошей семьи, учились за границей… Читали иностранные книги. Вам следовало бы уметь пошутить и посмеяться, а вы столь серьезны. Должно быть, вы напуганы?
— Да, думаю, так. В смысле, чувство юмора у меня есть, брат инспектор, но не в данный момент.
— Потому что вы боитесь?
— Да.
— Чего вы боитесь?
— Вас, брат инспектор. Вы приводите меня в замешательство.
— Не будьте ослом, доктор. Вы знаете, почему вы здесь?
— Нет.
— Знаете, — ответил следователь. — Всякий, кто приходит сюда, понимает, почему это произошло.
— Почему же, господин?
— Потому что вы сделали что-то плохое. Иначе зачем приводить вас сюда? Наше ведомство никогда не ошибается. Вы знаете, в чем причина, и помочь вам выяснить это — моя работа.
Исфахани поскреб бородку. Будь ситуация другой, он выглядел бы комично, как иранский вариант инспектора Клузо.[5] Но сейчас эксцентричность его поведения лишь делала его внешний вид более угрожающим.
— Расскажите о вашей учебе в Гейдельбергском университете, — велел следователь.
— Я уже рассказал «Этелаат» все, что смог вспомнить, брат инспектор. Неоднократно. Меня вызывали раз в неделю без малого в течение года после моего возвращения.
— Да-да, знаю. Но это был формальный допрос, а сейчас — особый.
— Почему же особый, господин?
— Потому что ты — особый человек, дорогой. Ты обладаешь ценными знаниями, такими, которые не купишь за все золото, что есть в Тегеране. Так что, пожалуйста, расскажи мне о Германии. Кем были твои лучшие друзья?
— Я же говорил, у меня не было друзей. Местные парни недолюбливали меня.
— Да, знаю. Читал протокол. Но там была еще девушка. Немка.
— Труди.
— Да, Труди. Почему ты не рассказываешь о ней?
— Не о чем, брат инспектор. Я уже объяснял это. Она очень хорошенькая. Я надеялся, что она, возможно, сами понимаете…
— Займется с тобой сексом.
— Да. Я знаю, что это очень нехорошо, ведь она не мусульманка. Но она, в отличие от всех остальных, соглашалась разговаривать со мной. Иногда сидела со мной в кафе. Расспрашивала об Иране, слушала мои рассказы. Мне было очень одиноко там.
