теплым, и те части тела, что соприкасались с ним, тут же забывали про ссадины, про боль и жжение. «Какой же ты сладкий! Какой приятненький! — благодарственно увещевала Лена своего каменного друга. — Ты меня уже почти вылечил — мне почти не больно! Спасибо, милый, но… Но я к тебе не за этим. Ты мне должен помочь!» — и тут она перешла к подлинной цели своего визита.
«Ты мне должен помочь!» — начала девушка свою молитву-экспромт, обращенную к духу Алатыря. Теперь она уже не улыбалась, не обнимала камень, не прикасалась к нему, а смиренно стояла перед ним на коленях, прижав руки к груди, словно подражая Марии Магдалине с полотна Тициана и глядя в самую середину полуовала черного валуна. «Смотри, какие муки я претерпела ради встречи с тобой, — продолжала жаловаться Кострова, — на мне живого места не осталось! Неужели все это напрасно?! Неужели ты пропустишь мою просьбу мимо ушей? — тут она ненадолго задумалась, есть ли у духа камня уши или это её собственная антропоморфная проекция, но быстро отогнала эти потусторонние размышления и продолжила: — А просьба моя вот в чём: помоги мне, милый мой, получить дядино наследство! Нет, не всё, конечно, а столько, сколько я заслуживаю. Если половину, то половину, если треть, то треть, если четверть, то пусть будет четверть. Сам решай, сколько я заслуживаю… Только пойми — я не от алчности или зависти прошу, а просто-напросто взыскую справедливости!»
Слово «справедливость» ей показалось очень уместным, не просто важным, а самым главным, ключевым и при этом еще также неизмеримо прекрасным. Поэтому Лена решила подольше задержаться на теме справедливости, чтобы разъяснить и себе, и немому собеседнику свою позицию. «Разве во мне не течет та же огненная костровская кровь? — риторически спрашивала она у Алатыря, все больше проникаясь энтузиазмом в его исходном, древнегреческом понимании. — Разве поэтому я не имею права хотя бы на дольку от дядиного богатства? Ну, объясни мне, почему одни получают всё, а другие — ничего? Почему одни с рождения живут в роскоши, а другие вынуждены всю жизнь каторжно трудиться и при этом прозябать в нищете? Почему одни, не прилагая усилий, получают уже в юности все блага просто потому, что их предки успели занять теплые должности во власти, а другие ради толики этих благ горбатятся с утра до ночи, но даже к старости остаются без всего?»
Повинуясь новой волне окрыляющей страсти, Лена оторвала руки от груди, привстала, чтобы снова обнять камень, а затем прильнула сжатыми губами к самой его макушке. Но этого ей показалось мало, и тогда девушка трижды провела язычком по черной лысине безмолвного собеседника. И хотя каменный истукан продолжал недвижно лежать, не испуская ни звука, ни дрожи, ни легкого дуновения, Лена стала ощущать внизу живота недвусмысленное шевеление плоти, грозившее перерасти в острую жажду самца.
