Командор-2, маленький и непреклонный, спокойными глазами смотрел на смысл своей жизни и молчал. У Никиты же было чувство, что ему предстоит попытаться головой пробить стену. В моей жизни тоже такое бывало, и поверьте, это очень неприятное ощущение.
— Николай Львович, вы же видели, какая она славная.
— Никита, она угроза твоему здоровью.
— Николай Львович, — Никите показалось, что он нашел подходящий аргумент. — Хорошо, вы её… уберёте. А потом мне понравится еще кто-нибудь. Вы же не будете убирать всех, кто мне понравится.
— Почему? — с любопытством спросил командор-2.
Никита растерянно огляделся и увидел выглядывающего из сушилки Эммануила Петьковича. Гварду тоже было интересно — почему.
— Потому что это невозможно, — сказал Никита наконец.
— Никита, — сказал Николай Львович лекторским тоном. — Понятия «долг» и «невозможно» не имеют ничего общего.
— Вы что, собираетесь убивать всех? — шепотом сказал Никита.
И снова наступила тишина. Лишь на столе слабо мерцал контур шлюпки.
* * *
Катя стояла у окна. Как-то странно все получалось. Совсем не так как она себе представляла.
Совсем не так.
* * *
— Хорошо, — сказал Никита. — А если со мной что-то случится? Если я сейчас выпрыгну из окна?
— Это невозможно, — сказал Николай Львович.
— Вы уверены? — язвительно спросил Никита.
Николай Львович внимательно посмотрел на Никиту. Затем негромко скомандовал:
— Гулливер!
Никита почувствовал, как что-то укололо его в шею. Слабость в ногах заставила его сесть на пол. На столе возле шлюпки маленький боец опустил что-то вроде базуки и довольно улыбнулся — попал.
— Ах вот вы как, — сказал Никита. Говорить было тяжело, язык еле ворочался и сильно хотелось спать.
— Никита, — жалким голосом сказал из сушилки Эммануил Петькович. — Ты пойми, мы же как лучше хотим. Мы же не с бухты-барахты. Вон ГИА изучает. И деньги, если надо. Ты ж для нас смысл жизни. Мы же тоже люди. Мы же тоже хотим, чтобы у нас был высокий смысл. То есть ты, конечно, высокий, ну ты понимаешь. А ты… извини, конечно, но ты какой-то глупый смысл жизни получаешься.
— Да пошли вы, — сказал Никита. Хотел сказать громко, не получилось.
— Ну чего ты ругаешься, — жалобно сказал Эммануил Петькович.
Из-под холодильника высунулся Антон Петрович, открыл было рот, махнул рукой и скрылся обратно.
— Вы же не сможете держать меня так вечно.
Николай Львович подумал, подумал и неторопливо сказал:
— Сможем.
— Тогда я не буду есть, — сказал Никита.
Под холодильником недружно ахнул педколлектив школы имени Никиты.
