— Здесь не только отметки, Брат Лайн, — Дэвида не увлекали аргументы Лайна. — Вы можете изменить отметку, но это уже слишком поздно. Есть еще многое другое, что вы уже не измените…
- Что? Скажи мне. Нет ничего необратимого…
Внезапно Дэвид устал, почувствовав, как начала таять энергия в руке, держащей нож, и во всем его теле. Ему больше не хотелось спорить, и он знал, что больше никогда не сможет выразить Брату Лайну или кому-либо еще все, что накопилось у него на душе, о жизни, потерявшей смысл и надежду. Он цеплялся только за одно — за голос, звучащий внутри него, пришедший от изломанной музыки фортепиано, голос — дающий ему команду. Команду, которую он не сможет игнорировать или не исполнить, хотя это полнило его тоскою. Тоскою от всего, что могло бы быть дальше и не быть больше вообще. Брат Лайн сказал: «Нет ничего необратимого». А что-то уже не изменить. И даже теперь — то, что он намеревался сделать, держа нож у горла Лайна. Он это сможет сделать, если только найдет мир.
— Послушай… — сказал Брат Лайн все еще неподвижными губами, чтобы не потревожить нож. — Послушай, что там происходит…
Дэвид вслушался, исполняя последнее предсмертное желание Лайна. Звуки Дня Ярмарки с трудом пробивались через закрытые окна, доносясь, словно издалека. Взрывы смеха, голоса. Отчего у Дэвида на душе становилось все мрачнее и мрачнее.
— Это — «Тринити», Дэвид, — шептал Брат Лайн. — Это не только отметки, не только «F», «A» и «C»… Образование… семья… слышишь голоса… ученики… и их родители … радость…
— К чему бы все это?
И Дэвид понял, что Брат Лайн морочит ему голову, отвлекает внимание, чтобы в удобный момент вырваться из его объятий. Его голос убаюкивал. Лайн ждал, когда Девид расслабится, рассредоточится, забудет о ноже, который у него в руке. Он уже поймал себя на том, что повернул голову в сторону окна, откуда доносилась смутная палитра звуков. И вдруг внезапно, без предупреждения почувствовал, как кто-то сильно сжал его запястья. Резкая боль электрическим током разбежалась по его костям. Его ладонь разжалась, и он выронил нож. Черная материя укутала его лицо, и Дэвид закрыл глаза. Он бил руками, сам не видел куда. Кто-то подкрался сзади, пока он разговаривал с Братом Лайном. Гнев, безумие и что-то еще кроме этого овладели им. Он крутился, обеими руками вцепляясь в нападавших, нанося удар за ударом, слыша, как рвется чья-то одежда, и испытывая во рту теплый, соленый вкус.
— Берегись…
