Поэзия народов Кавказа в переводах Беллы Ахмадулиной | страница 45



Клубилась бы и висла надо мной…
Я полюбил бы тихие обеды
В кругу семьи, у мирного стола,
И наслаждался скудостью беседы
И вялым звоном трезвого стекла…
Но я любил тебя,
                          И эту муку
Я не умел претерпевать один.
О сколько раз в мою с тобой разлуку
Я бедствие чужой души вводил!
Я целовал красу лица чужого,
В нём цвёл зрачок — печальный, голубой,
Провидящий величие ожога,
В мой разум привнесенного тобой…
Так длилось это тяжкое, большое,
Безбожное чудачество любви.
Так я любил тебя…
                              И на лицо чужое
Родные тени горечи легли.

«Я, человек, уехавший из Грузии…»

Я, человек, уехавший из Грузии,
боготворящий свой родимый край,
колена преклонив, просить берусь я:
дай, Боже, мне уменья, силы дай —
такое написать стихотворенье,
чтобы оно, над скалами звеня,
спасло бы не от смерти —
от забвенья
на родине возлюбленной
                                               меня!

ПОСВЯЩЕНИЕ

Ты — маленькая ростом. Я — высок.
Ты — весела, но я зато — печален.
На цыпочки ты встанешь — и висок
С моими поравняется плечами.
Вот так мы и встречаем каждый день,
И разница сближает нас глубоко…
О ты, моя коротенькая тень!
Я тень твоя, но павшая далёко.

ПОЮЩИЕ СТОЛБЫ

В этой снежной степи  —
                                        снежным вихрям лишь месть,
В ней одни лишь столбы телеграфные есть.
Только ветер, пронзительно воющий здесь.
Только точечка — путник, заснеженный весь…
И земля здесь и небо — друг другу под цвет.
Пойди-ка, послушай,
                                   ты слышишь иль нет?
Это — слышишь? — столбы под метелью поют.
Что навстречу тебе из метели встают.

1974

СЕВЕРНЫЙ ПЕЙЗАЖ

Я видел белый цвет земли,
где безымянный почерк следа
водил каракули средь снега
и начинал тетрадь зимы.
Кого-то так влекло с крыльца!
И снег — уже не лист бесцельный,
а рукопись строки бесценной,
не доведенной до конца.

Тамаз Чиладзе[154]

ЗИМНИЙ ДЕНЬ

Вот паруса живая тень
зрачок прозревший осеняет,
и звон стоит, и зимний день
крахмалом праздничным сияет.
Проснуться, выйти на порог
и наблюдать, как в дни былые,
тот белый свет, где бел платок
и маляра белы белила,
где мальчик ходит у стены
и, рисовальщик неученый,
средь известковой белизны
выводит свой рисунок черный.
И сумма нежная штрихов
живет и головой качает,
смеется из-за пустяков
и девочку обозначает.
Так, в сердце мальчика проспав,
она вкушает пробужденье,
стоит, на цыпочки привстав,
вся женственность и вся движенье.
Еще дитя, еще намёк,
еще в походке ошибаясь,
вступает в мир, как в свой чертог,