Непосредственное знакомство с папским двором, несомненно, оказало серьезное влияние на последующие отношения кардинала Ришелье с Римом. От его проницательного взгляда не ускользнули ни сильные, ни слабые стороны папства То, что издали производило впечатление величия и могущества, вблизи оказалось незначительным и даже мелким. За внешним благочестием, смирением и альтруизмом Ришелье увидел корысть и непримиримую борьбу честолюбий.
Время, проведенное в Риме, Ришелье использовал для совершенствования в итальянском и испанском языках. Последний был в то время в особой моде при многих европейских дворах, и в первую очередь при папском. Юный богослов не упускал случая принять участие в теологических и литературных диспутах, где демонстрировал необыкновенную память и глубокие знания, живой ум и красноречие. Папа все чаще слышал похвальные отзывы о молодом французе, и его первоначальное неблагоприятное отношение к нему постепенно сменилось расположением. Последовали все более частые приглашения во дворец на длительные и серьезные беседы. Растущее доверие папы к юному прелату достигло такой степени, что Павел V поделился с ним своим беспокойством в отношении короля Франции, вчерашнего гугенота. «Этот государь, едва вырванный из своих заблуждений, по-прежнему предается всем чувственным удовольствиям, — доверительно говорил своему собеседнику папа. — Не можем ли мы обоснованно опасаться, что подобное поведение уведет его с прямого пути и подтолкнет к старым ошибкам?»
Смиренно выслушав сетования Святого отца, в расположении которого Ришелье был теперь уверен, он встал на защиту своего короля и сумел рассеять сомнения папы. Как свидетельствует аббат де Пюр, один из первых биографов Ришелье, Павел V завершил беседу поистине папской шуткой: «Henncus Magnus armandus Armando»[3].
Скоро Ришелье стал популярен в Ватикане. Всех поражала его необыкновенная память. Однажды он смог повторить слово в слово продолжительную проповедь, с которой накануне выступал перед многочисленной аудиторией один из дворцовых проповедников. Слух об этом дошел до папы. Через несколько дней он пригласил Ришелье на аудиенцию и попросил молодого богослова повторить услышанную проповедь в присутствии ее автора. Арман исполнил желание папы, чем вызвал его нескрываемое восхищение. Но самолюбивый юноша хотел произвести еще больший эффект. Он тут же составил собственную проповедь и произнес ее столь убедительно и ярко, что привел слушателей в полный восторг.
