Комсомольское собрание проводилось в вестибюле первого этажа, где президиум обычно сидел на небольшой, сколоченной из плах сцене. Когда Алеша вошел в переполненный ребятами зал и остановился у двери, он увидел на возвышении коренастую фигуру Петера. Потом их взгляды встретились. На Алешу коротко посмотрели осуждающие глаза.
«Ну, подожди, может, и ты когда-нибудь сядешь на эту самую первую скамеечку. Может, и твой час придет, Петер», — мысленно говорил Алеша.
Не сядет он, не такой Петер, да и через два месяца выпуск. Пожалуй, это уже последнее собрание для десятиклассников.
Пока секретарь комитета успокаивал зал, к Алеше подсел Сема Ротштейн. Петер заметил это, но его суровый взгляд не испугал Сему.
— Я тут уютнее себя чувствую, на этой скамье, — сказал Сема.
Действительно, ему частенько приходилось сидеть здесь. Но Сема искусно изворачивался, каялся и все еще ходил в комсомольцах…
— Вчера был педсовет, Федю обсуждали за выпивку. И о вас с Ваньком говорили, — зашептал он на ухо Алеше.
— Откуда ты знаешь?
— А вот и знаю. Наверное, за это и тебя щекотать будут…
Петер вышел на трибуну, оглядел зал и начал, четко выговаривая каждое слово:
— Мы должны обсудить поведение комсомольца Колобова. Он систематически нарушает дисциплину. У него прогул за прогулом.
— А еще что? — крикнул Сема.
Петер удивленно посмотрел на него, пожал плечами:
— Разве этого недостаточно, чтобы его наказать?
— Ты подожди наказывать. Надо сначала послушать Колобова, — подал голос Костя.
— Что его слушать! Будет изворачиваться и только! — заметил секретарь комсомольского комитета, жидкий, вихрастый паренек.
— Вот именно! — подхватил Петер.
«Начинают с прогулов. Скоро и до того дойдут», — тревожно думал Алеша.
Но о ресторане никто не говорил ни слова. Значит, Петер разобрался во всем и понял, что ничего дурного там не было. Да и быльем поросло это: как-никак прошло полтора месяца. Но ведь, если верить Семе, то Федю-то обсуждали на педсовете выходит, что никто ничего не забыл. И Петер еще напомнит об этом.
— Ну говори, Колобов, — над столом президиума поднялся секретарь комитета.
Алеша тяжело встал со скамьи, повернулся лицом к залу. И его сердце сжалось от обиды: чего он сделал плохого, чтоб его прорабатывать? Будто другие не плануют…
— Наказывайте, — глухо сказал он.
— У тебя все?
— Все.
— Я думаю, комсомольцы выступят и дадут оценку поступкам Колобова, — бросил в зал Петер.
И Алеше пришла мысль: Петер не напомнит ему о ресторане, потому что в этом замешан учитель. Подрыв авторитета и прочее. Что ж, тем лучше, хотя Алеше хотелось бы узнать, кто же доносчик. Ведь сначала собирались его обсуждать из-за выпивки.
