— Кажется, добрались, — сказал он. — Какое у нас сегодня?
— Девятнадцатое.
— Уже и апрель на исходе. Как думаешь, к празднику обмундируют?
— Все может быть, — медленно, будто выдавливая из себя каждое слово, проговорил Алеша. — Только Шашкин сказал, что это не училище, а школа.
— Какая разница!
— Может, и нет никакой. Но, по-моему, школа в армии вроде курсов. Из нее выходят младшие командиры.
— А зачем здесь Шашкин? Ведь он уже сержант.
Алеша процарапал языком по вязким и соленым от пота губам:
— Не знаю. Может, кого и переучивать будут. Авиацию укрепляют. Самолетов-то тысячи понастроили.
— Конечно, мы теперь самая могучая страна, — сказал Илья.
После некоторого молчания, когда казалось, что он уже спит, Илья принялся насвистывать мотив «Трех танкистов». Он был явно доволен жизнью и больше не вспоминал о Владе.
Они еще долго говорили о чем придется — о погоде, о пыльных ташкентских улицах, о сержанте Шашкине, боевом, в общем-то, неплохом малом, с которым надо быть как-то поближе. И ни словом не обмолвились о школе и друзьях, как будто за эти двое, удивительно необычных суток стали намного взрослее и теперь стеснялись своего глупого и ничем не примечательного детства.
По-летнему теплый день вскоре совсем разморил их. Глаза слипались, придавленные тяжестью век. И Алеша уже устраивался вздремнуть, когда к ним подошли и присели рядом на корточки два парня в майках-безрукавках. Один из них — коренастый, с ежиком пепельных волос на голове — сорвал стебелек сухой травы, размял его пальцами на потной ладони и понюхал:
— Мята. Вишь, сколько ее тут… Вы недавно приехали?
— Да, — ответил Алеша.
— И пожрать у вас есть? Тут, понимаешь, пшенный суп да каша. Да еще компот. И все.
Илья молча развязал рюкзак и дал парням по пирожку с картошкой.
Они тут же кинули пирожки в рот, прохрустели поджаренной корочкой и, как по команде, облизнулись.
— А еще? — спросил другой. — Чего это ты дал нам? Только раздразнил. Мне их с полсотни надо на один зуб.
— Давно здесь?
— Да уже две недели. А вы у кого? У Шашкина?
— Он нас встречал. Наверное, у него, — ответил Алеша.
— Тигра он лютая. Перед командиром вьется, как змей, выслуживается, из кожи лезет, чтобы угодить. А вы знаете, что такое сачок?
— Ну как же, — сказал Илья.
— А все-таки? — коренастый хитро сощурил глаза.
— Сачок и сачок.
Парни в майках снисходительно заулыбались. Они считали себя уже посвященными во все тонкости армейской жизни и относились к новичкам с оттенком превосходства.
