«Дорогой кузен!
Да, да. Вы, без сомнения, вызываете у меня интерес. Может быть, мне следовало бы догадаться, кто вы, а вы бы сказали мне, насколько я далека от истины. Может быть, вы родом из Гессена и обожаете лимонный пирог? Стареющий шпион из министерства иностранных дел? Или даже женщина? Нет, я знаю, что вы не женщина. Женщина не может быть такой высокомерной, как вы.
Ваша „родственница“
Шарлотта».
Мартин не сводил с нее глаз. Неужели она сказала то, что он думал? Да, поэтому она таким пристальным взглядом следила за ним. Она слышала сплетни, и теперь хотела выяснить, правдивы ли они.
Мартин тяжело вздохнул. Последние несколько дней были мучительны, он наслаждался теплом ее невинных улыбок, предаваясь безумным мечтам, как это все выглядело бы, если бы Элли была его женой, заботившейся о его детях. Три ночи он воображал, как она в его постели ласкает его, прижимаясь бедрами, так, как может ласкать только женщина. Ему было невыносимо видеть, как изменилось выражение ее лица, когда она поняла, что он действительно виновен в смерти Руперта. Мартин направился к двери.
— Поскольку ты, очевидно, узнала истинную причину, по которой меня называют Черным Бароном, то нам больше не о чем говорить, не так ли?
Элли схватила его за руку, когда Мартин попытался пройти мимо нее:
— А я бы хотела услышать твое объяснение, ибо то, что я узнала от своей тети, было лишь сплетнями.
Мартин застыл на месте, не глядя на нее, боясь увидеть то, что было в ее глазах.
— Я удивлен, что она не приказала тебе увезти ее отсюда. И тем более удивлен, что и ты не потребовала того же.
— Не говори глупости. Мы знаем, чего стоят глупые сплетни. Как говорил Шекспир, «слухи — это трубка, в которой тлеют подозрения, ревность, догадки».
Мартин усмехнулся, слушая, как она свободно цитирует Шекспира, в то время как он ожидает, что она сбежит.
— Ты даже не представляешь, как это верно.
— Конечно, не представляю. Вот ты и объяснишь мне это.
Мартин взглянул на нее. Осмелится ли он? Элли в ожидании смотрела ему в глаза. В этих глазах, немного затуманенных очками, он не увидел осуждения, но это мало что значило. Она будет презирать его. Только Бог знал, как он презирал себя.
Он подошел к верстаку.
— Тебе лучше уйти. Мне надо спрятать некоторые химикаты, на случай если твои кузены попытаются снова забраться сюда. Самые опасные я спрятал несколько дней назад, но вчера мне понадобилось вынуть несколько пузырьков…
