Мария переселилась в новую спальню, смежную с детской. Теперь она лучше, чем раньше, знала обо всех перемещениях Тео, потому что его комната была как раз напротив. Она знала, когда он ложится спать — большей частью очень поздно. Знала, что муж временами останавливается у ее двери. Но он ни разу не вошел к ней.
Перемирие продолжалось. Узнав, что Мария любит оперу, Тео сводил ее в Метрополитэн-опера. Несколько раз вывозил в Нью-Йорк, они осмотрели Рокфеллер-центр, поднялись на Эмпайр Стэйт билдинг. Издалека они казались нормальной супружеской парой. На людях даже разговаривали. После поездок Марии показалось, что она стала понимать Тео немного лучше.
Но она поняла не только это. Та Америка, о которой она мечтала, — многонациональная, открытая страна, полная счастливых людей с равными возможностями, была только одной стороной медали. Существовала и другая Америка — Америка темной, неистовой борьбы, борьбы за место под солнцем. Эти мысли растревожили Марию, и ночью ей вновь приснился сон, от которого в последнее время не было спасения. Она снова была в машине, потерявшей управление, пыталась повернуть, но Макс кричал, что не хочет возвращаться домой. Он хватает руль… она борется, но Макс обхватывает ее руками, и сил Марии не хватает, чтобы разомкнуть его объятия…
— Нет! — крикнула она. — Макс, нет!
— Успокойтесь! — громко и властно прозвучало у нее над ухом. — Мари, проснитесь! Все в порядке.
Мария больше не могла сопротивляться. Она упала на подушку, горько заплакала и почувствовала, что руки Теодора крепко обнимают ее.
— Все в порядке, — повторил он. — Это только сон. Все кончилось.
— Нет! — рыдала Мария. — Он никогда не кончится!
Муж зажег ночник, отчего в комнате воцарился полумрак, и снова обнял Марию. Плачущая женщина приникла к его груди.
— Это была катастрофа, — прошептала она. — Она случилась снова.
— Кажется, вам часто снится этот сон, — сказал он.
— Да. Как вы догадались?
— Вы кричите по ночам. Обычно раз или два, но сегодня ночью этому не было конца, и мне пришлось прийти к вам.
— Иногда я боюсь ложиться спать. Мне снится Макс… но, когда я зову его, он куда-то исчезает и остается только его могила.
— Вы все еще тоскуете по нему? — резко спросил Тео.
Мария была слишком измучена, чтобы притворяться храброй. Она по-детски всхлипнула.
— Он всегда был добр ко мне.
Теодор молчал, и тут до женщины дошло, что она прижимается к его обнаженной груди. Эта гладкая мускулистая грудь бурно вздымалась и опадала. На муже были только шелковые пижамные штаны. Тонкая ткань отчетливо обрисовывала узкие бедра и длинные ноги. Загорелая кожа источала приятный, уютный запах табака.
