На улице появлялись небольшие группы людей. Дверь управы бесшумно распахивалась и сразу же закрывалась. По фигурам, по походке Владимир Ильич узнавал товарищей. Вот быстрый, стремительный Свердлов. Высокий, прямой Дзержинский рядом с Урицким. Неторопливо прошел Сталин. Потом Каменев и Зиновьев под одним зонтиком. Следом - Бубнов.
- Двадцать шестой, двадцать седьмой, - негромко считал Эйно Рахья.
- Почти все, - сказал Ленин. - Пора и нам.
- Нет, - ответил Шотман. - Мы последние. Убедимся, что никто не притащил за собой «хвост».
Они постояли еще несколько минут. Наконец Рахья решительно направился к дому.
Из-под навеса вышла женщина, закутанная в платок.
- Катя, это мы, - тихо сказал Рахья.
- Пожалуйста.
Во тьме тускло блеснул граненый штык, а над ним - золотые буквы на бескозырке.
Открылась дверь в глубине коридора, хлынул свет, показавшийся очень ярким. В гардеробе горела керосиновая лампа. Навстречу Ленину, протянув руку, шел Калинин.
- Холодно, Владимир Ильич, не простыли?
- Наипрекрасная погода для конспирации, - ответил Ленин, снимая пальто. - Э, нет, батенька, я сам, сам... Погода будто по заказу для нас, но вот эти милые люди, - кивнул он на спутников, - без малого час продержали меня на улице.
- Так надо, - спокойно сказал Рахья.
- У нас тепло, Владимир Ильич. И горячий чай сейчас будет.
- Не откажусь... Товарищ Катя, - повернулся Ленин к женщине. - У меня небольшой конфуз, ветром сорвало кепку и парик. Если можно, посушите, пожалуйста.
- Конечно, конечно, и высушу, и почищу, не беспокойтесь, А пальто я в кабинет отнесу, где все. На случай, если нагрянут непрошеные. Гардероб-то пуст.
- Ну что же...
Владимир Ильич мельком глянул в зеркало. Прислушался к голосам, доносившимся откуда-то сверху. Вопросительно посмотрел на Калинина.
- Вот сюда, - показал Михаил Иванович.
По стеклу царапала ветка дерева, росшего за окном. Еще днем, осматривая комнату культурно-просветительного отдела, Калинин обратил на это внимание, но особого значения не придал. Звук был слабенький, еле слышный. А к вечеру ветер окреп, налетал порывами: ветка то скребла, то начинала постукивать по стеклу, и звук этот вселял беспокойство, напоминая об опасности.
Собравшиеся быстро привыкли к постукиванию и скрипу, перестали обращать на них внимание, только Михаил Иванович с досадой поглядывал на окно и ругал себя за непредусмотрительность. Уж хоть бы ветер утих, черт бы его побрал!
А Ленину, похоже, нравились эти звуки. Вот он сделал долгую паузу, послушал и заговорил снова, чуть подавшись вперед, сдержанно жестикулируя:
