не так широко, как сегодня… Вот вам пример того, как рушатся некоторые преграды. Не скажу, чтобы Фульви когда-нибудь пользовался давними дружескими связями — отнюдь, новы ведь знаете, как трудно бывает избавиться от прошлого.
— Ну а как же с назначением на этот высокий пост в НАТО? — не выдерживает Алесси. Он чувствует, что его уже раскусили, и догадывается, какой сейчас последует ответ.
— Это разные вещи, — говорит генерал. — Одно дело возглавлять столь сложную организацию, руководить работой множества людей, постоянно быть на виду у политических сил и общественного мнения, другое дело — выполнять работу, требующую обширных и глубоких технических познаний, которыми он обладал, и притом — в организации международного масштаба, где их очень высоко ценят.
Паоло Алесси смотрит на сидящего перед ним человека. Его руки лежат на столе почти неподвижно — свидетельство полного самоконтроля. Только едва заметное движение выдает его нервозность: подушечкой среднего пальца правой руки Страмбелли катает по столу карандаш — пол-оборота вправо, пол-оборота влево.
— Я рассказал вам всю правду, — продолжает генерал, — чтобы вы не придавали значения всяким вздорным слухам. Фульви был хорошим офицером. Я близко знал его. Знаю его жену и дочь. Эта смерть — несчастный случай. Особенно трагический оттого, что он связан с обстоятельствами личной жизни уставшего, измотанного человека, мучительно переживавшего разлад в семейной жизни. Фульви обладал обостренным чувством долга, высоким сознанием ответственности за выполняемую работу, а вот душа его оставалась незащищенной. Фульви переживал душевный кризис, который мы, как видно, не помогли ему преодолеть… — С этими словами Страмбелли поднимается. Он вздыхает, и улыбка на его лице сменяется выражением скорбного участия. — Вот в чем трагедия Фульви.
Пожав журналисту руку, генерал провожает его до двери.
— Если возникнут какие-нибудь проблемы, звоните. Для вас я всегда на месте. В такие трудные моменты сотрудничество с вами для нас очень важно. Буду рад хоть чем-нибудь помочь вам…
Алесси в задумчивости спускается по лестнице. В душе у него нарастает глухое раздражение. Своей последней фразой генерал, пожалуй, хватил через край. Человеку, привыкшему везде наталкиваться на сопротивление, такая готовность помочь не может не показаться подозрительной. Алесси не верит генералу. Может, он еще не вполне освоился с новой расстановкой политических сил?
