— Это по вашей части, — сказал комиссар внимательно изучавшему меня красноармейцу.
Мне так неуютно стало под его взглядом, что я поёжился и прижал к себе братишку.
Тот, кого комиссар назвал Иваном Яковлевичем, предложил мне снова рассказать, каким путём мы попали в расположение части, и я охотно повторил этому красноармейцу всё снова, и он слушал, не спуская с меня давящего взгляда.
…Не сразу, но отца всё-таки разыскали, и он предстал перед нами — руки по швам, отрапортовал:
— Красноармеец Рязанов по вашему приказанию прибыл!
— Вы детей сюда вызвали с какой целью? — как бы равнодушно спросил комиссар.
Отец взглянул на нас почти безумными глазами и отчеканил:
— Никак нет, товарищ полковой комиссар, я их вовсе не вызывал.
Красноармеец Иван Яковлевич молча внимал, переводя свой необыкновенный взгляд то на отца, то на нас.
В этот миг Славик приблизился к отцу, шестилетний, исхудалый, тоже стриженый под нулёвку мальчонка, и взял его за руку.
Но отец не шелохнулся, не ответил на прикосновение сына, а уставился на вроде бы пробегавшего взглядом какую-то бумаженцию комиссара.
— Ваш папа подсказал вам, как можно, минуя пропускной пункт, проникнуть в запретную зону? — с напором спросил у брата красноармеец Иван Яковлевич.
— Не, — поспешно ответил я за брата. — Да нам и поговорить-то с ним не было возможности — он ведь в строю пел.
— Пел? — почему-то переспросил любопытный красноармеец. — А какую песню он пел?
— Непобедимая и легендарная! — тонкий голосишко Славика зазвенел, резонируя под куполом.
— Хорошо, — заулыбался комиссар. — Достаточно. А теперь повидайтесь с отцом. Товарищ боец, побеседуйте со своими сыновьями. Только недолго! В вашем распоряжении, — он взглянул на циферблат ручных часов, — восемь минут. Через восемь минут возобновятся занятия.
— Слушаюсь! — отчеканил отец.
Я, обрадованный, кинулся к отцу, но он всё ещё не оторвал взгляда от комиссара, словно ожидая ещё какого-то распоряжения.
— Можете идти, — видя его нерешительность, доброжелательно позволил комиссар.
Мы отошли к округлому барьеру, и только сейчас я рассмотрел, что все места на ярусах-рядах заняты постелями, заправленными серыми и рыжими одеялами. Но лишь кое-где, лёжа на них, отдыхали красноармейцы. Возможно, это были хворые или отсыпавшиеся после дежурств.
Я почувствовал себя счастливым — нам разрешили пообщаться с отцом! Столь близко я его не видел с декабря прошлого, сорок первого, года, когда мы проводили его, немного хмельного, в военкомат на улице Красноармейской, что недалеко от цирка.
