— Послушай, Мария, у Сергея наверняка имеются старые джинсы. Отвергнутые. Попроси для меня.
— На охоту, что ли, собираешься? В будний день?
— Допустим.
— Послушай… Иван. Прежде с тобой ничего подобного не происходило. Выговор схлопочешь, балда. У тебя же опыта нету взбрыкивать. Угробишь карьеру, как говорят на догнивающем Западе. Позвони в партком Озоруеву. Хочешь, я это сделаю? Набери номер. Скажу, что сознание потерял. А что? Не сознательность же! Полежи, почитай денек-другой. Полистай хотя бы. Там с картинками есть… Побудь Обломовым.
— Издеваешься? Вот-вот! Дослужился! До состояния чурки. Темней леса. Любой шкет за пояс заткнет. Только и слышишь: Булгаков, Пастернак, Маркин!
— Не Маркин, а Маркес. Колумбиец. Живой классик. Ну, пока, Потапов! Побежала… Не унывай, директор!
— Постой! А джинсы?
— Опять?! Ты что, сам не в силах попросить, в конце концов?!
— Неловко как-то.
— У Сергея… Короче, ты что, не в курсе? Он не один!
— Кто же у него?
— Женщина. Тс-с!
— Да? И… давно?
— С вечера.
В свое время, а точнее — восемнадцать лет тому назад, Потапов, впервые отдыхая на юге по профпутевке, случайно набрел на необычную, по его тогдашним понятиям, девушку. Он разглядел ее на Золотом пляже под Феодосией среди тысяч поджаристых тел, одинаковых в своей узаконенной обнаженности; взглядом выхватил ее из толпы, будто камушек морской, взору угодный, — из прибрежной россыпи. Было ей тогда девятнадцать. Она лежала на песке, бледно-розовая, не худая, просто изящная, с задранным, устремленным к солнцу подбородком, со строгим, словно прикушенным изнутри, ртом и — что совершенно изумительно — с лицом свежезаплаканным! То есть — несчастная на празднике плоти. Чем привносила в этот праздник элемент духовности. Страдание, нарисованное на человеческом лице и не смытое курортной волной, просвечивающее сквозь улыбку, предполагает глубину чувств. Это и остановило неискушенного в обхождении с женщинами Потапова. А остановив, не отпустило.
На первой стадии знакомства с будущей женой Потапов едва не оскандалился. Розовая, необычайно нежных, перламутровых оттенков кожа Марии излучала энергию, которая мгновенно исказила в мозгу Потапова течение мыслей, повредив там какие-то центры, узлы, сместив точки опоры: Потаповым овладело непреодолимое желание — немедленно прикоснуться к этой обиженной и, вместе с тем, высокомерно-восторженной коже, дотянуться до нее хотя бы одним пальцем. Ткнуть и сразу отпрянуть. Исчезнуть с пляжа, с юга, вообще — с земной поверхности. Но прежде — непременно прикоснуться. А там — хоть в смирительную рубашку наряжайте!
