Я сказал, что это – типично римское выражение, означающее: «нам на это плевать». Один из способов сообщества болельщиков устрашить новичка, выпущенного на поле, дав ему ясно понять, что его никто не боится. Естественно, это выражение производило наибольший эффект в ходе игр итальянского чемпионата, но, поверьте мне, до иностранца, услышавшего его вылетающим в унисон из глоток сотен болельщиков, поднявшихся во весь рост на трибунах, тоже доходит его смысл.
Ухитрившись наконец-то излить на попавшего под горячую руку чешского игрока часть напряжения, накопившегося до уравнивания счета, большая часть болельщиков сменила гнев на милость и ощутила полную свободу для проявления состояния собственной души самым причудливым образом. И вот тут-то и началось самое интересное.
Ибо в Риме болельщик является каким-то совершенно театральным персонажем, разыгрывающим самое настоящее представление: и я не знаю места лучшего, чем Олимпийский стадион, где бы можно было насладиться этим зрелищем.
Каждый римский болельщик на стадионе предается словесным излияниям всех видов, которые на самом деле зачастую и охотно превращаются в истинные монологи безумной выразительности, от которых несет невообразимой вульгарностью. Некоторые из них совершенно гениальны. Еще и потому, что успех каждого восклицания обусловливается одобрением соседей: если оратор вопит во все горло и в должной степени уснащает свою поэму уже известными или только что изобретенными словечками, то прочие болельщики выражают свое согласие сальными комментариями, сочувственными аплодисментами, а нередко и новыми ответными монологами.
Должен признать, что таким образом ведут себя не только болельщики «Лацио», но также и наши двоюродные собратья, сторонники «Ромы», хотя, напоминаю об этом, являясь всего-навсего гостями в этом городе, они овладели этим искусством в полной мере. В любом случае мы все находимся в Риме.
Естественно, перед таким потоком лексических изысканностей Лиз навострила ушки. Говорят, что когда едешь за границу, первым делом выучиваешь бранные словечки. Конечно же, она не могла упустить такую возможность интенсивного курса на этом уровне. Более того, у нее был отточенный слух и особый талант улавливать и извлекать из хора самые крепкие выражения.
Внезапно у нее в руках появилась записная книжка, с которой она не разлучалась, и, естественно, именно я был избран преподавателем по этому скользкому предмету. Курс начался с объяснения слова из трех букв, в своем буквальном значении не нуждавшегося в иносказательном переводе. Но моя ученица стала допытываться, почему оно употребляется столь часто. Я объяснил ей, что оно представляет собой слово-паразит в итальянском языке, конечно же, чрезвычайно вульгарное, используемое по всей Италии, а в Риме – с особой щедростью: предание гласит, что некогда в словесных конструкциях довольно много римлян заменяли запятые тем, что я и Лиз начали называть «Х-слово» или «слово с Х». Очень часто это слово произносилось в особые моменты речи, дабы перевести дух, выделить что-то или лучше донести до понимания то, что в противном случае оказалось бы трудно истолковать другим. Лиз была просто заворожена этим объяснением, и оно, несомненно, послужило ей дополнительным стимулом для изучения итальянского языка. Или римского диалекта.
