— Твварь! Ты заплатишь за моё унижение! — завопил он — Ты запомнишь эти девять часов навсегда!
Уже, находясь привязанной к дыбе, Терри сообразила, что совсем не испытывает страха. Вдобавок, она ясно чувствовала настроение своего мучителя, его мысли и страхи и, конечно, его желания. Она могла управлять его волей, могла вытащить из него душу. Этот похотливый глист оказался, сам того не ведая, в полной её власти. А когда заставила его уронить разогретый добела прут ему же на ногу, её охватила сладостная эйфория власти. Не просто власти над телом, а власть над волей и душой человека.
Шмер, наконец, перестал вопить и прыгать на одной ноге. Схватил новый прут с жаровни и с размаху приложил его к животу девочки… .
Тяжело оставаться человеком, если кем–то другим быть проще.
Особенно в такой ситуации. Терри стиснула зубы, сдерживая крик от пронзившей её боли.
«Мастер» Шмер оказался банальным садистом. Но, сам он считал свою страсть — мучить других, признаком высокого интеллекта. Составлял таблицы, в которых указывал, сколько и чего надо, чтобы кого–то заставить потерять сознание, свести с ума, признать всё, забыть всё.
Написал несколько трактатов о боли и краткое руководство для начинающего палача. К слову о палачах, среди них и подобной им публики, книги имеют бешеную популярность. Шмер давно хотел установить пороговый предел боли для суккубов. До этого момента он имел дело с двумя бесами и каким–то незадачливым чёртом. Первый бес кончился через восемь дней, второй через три часа. Чёрт выдержал восемь часов «глубокой боли».
Узнав, что один его знакомый раздобыл себе суккуба, напросился в гости. Сначала, он уговаривал продать суккуба «только для научных целей». После недолгих споров согласился купить её на десять часов в своё полное распоряжение, с условием — не калечить.
Через шесть часов он жутко устал и попросил у Пайзона кого–нибудь в помощь. Тот предложил взять любого кто согласится. Искать не пришлось. Гоблин ожидал чего–то подобного, и сам стал упрашивать взять его в помощники. Воодушевлённый Шмер вернулся в пыточную с новыми силами, стремясь скорее продолжить своё любимое занятие. За семь часов «усиленной глубокой боли» Терри ни разу не закричала. Она стонала, ругалась, рычала, но ни разу не сорвалась на крик. К тому же, Шмер был опытный садист, в течение всей экзекуции Терри не теряла сознания.
От непрерывной, не уменьшающейся боли, Терри стала опасаться за свой рассудок, поэтому, услышав голос Пайзона, она не сразу восприняла — реальность это или уже бред. А тут ещё рядом пыхтел от усердия гоблин, что он там ей ломал или прижигал, она уже не чувствовала.
